Буало Нарсежерак
    Та‚ которой не стало


   Перевод с французского Л, Завьяловой
   I
   - Умоляю, Фернан, перестань метаться по комнате?.. Равинель остановился у
окна, отдернул штору. Туман сгущался. Он был совсем желтый вокруг фонарей на
пристани и зеленоватый  под  газовыми  рожками,  освещавшими  улицу.  То  он
собирался  в  густые,  тяжелые  клубы,  то  обращался   блестящими   каплями
моросящего дождя.  В  разрывах  тумана  смутно  проглядывала  носовая  часть
грузового  судна  "Смолена"  и  его   освещенные   'иллюминаторы.   Равинель
остановился, и тут до его слуха донеслись обрывки  музыки:  на  судне  играл
патефон. Именно патефон, потому что каждая вещь длилась  около  трех  минут.
Потом наступала короткая пауза: верно,  переворачивали  пластинку.  И  снова
музыка.
   - Н-да, рискованно, - заметил Равинель. - А вдруг  с  судна  увидят,  как
Мирей сюда войдет?
   - Скажешь тоже, - возмутилась Люсьен. - Она уж все меры  предосторожности
примет. И потом - это ведь иностранцы! Что они смогут рассказать?
   Он протер рукавом запотевшее от дыхания стекло.  Взглянув  поверх  ограды
палисадника,  он  увидел  слева  пунктир  бледных  огоньков  и   причудливые
созвездья, словно узорчатое пламя горящих в глубине храма свечек смешалось с
зеленым светом фосфоресцирующих светлячков. Равинель без труда  узнал  изгиб
набережной  Фосс,  семафор  старого  вокзала   Биржи,   сигнальный   фонарь,
подвешенный на цепях, преграждающих ночью  въезд  на  паром,  и  прожектора,
освещающие места швартовки "Канта-ля", "Кассара"  и  "Смолена".  Справа  шла
набережная Эрнест-Рено. Мутный свет газового рожка уныло падал на  рельсы  и
мокрую мостовую. На борту "Смолена" патефон наигрывал венские вальсы.
   - Может, она хоть до угла на такси доедет? - предположила Люсьен.
   Равинель поправил штору и обернулся.
   - Вряд ли, она слишком экономна, - пробурчал  он.  И  снова  молчание.  И
снова Равинель принялся расхаживать взад-вперед. Одиннадцать шагов  от  окна
до двери и обратно. Люсьен маникюрила ногти и  время  от  времени  поднимала
руку к свету, бережно, словно невесть какую драгоценность, поворачивая ее из
стороны в сторону. Сама она  не  сняла  пальто,  зато  его  заставила  снять
воротничок и галстук, надеть домашний халат, обуться в шлепанцы. "Ты  только
что вошел. Ты устал. Ты устраиваешься поуютнее и сейчас примешься  за  ужин.
Понял?"
   Он  понял.  Он  хорошо  все  понял.  Даже  слишком  хорошо.  Люсьен   все
предусмотрела. Он хотел достать из буфета скатерть, но не тут-то было.
   - Никакой скатерти. Ты пришел. Ты один. Ты ешь на скорую руку,  прямо  на
клеенке, - раздался ее. хриплый, властный голос.
   Она сама поставила ему прибор. Швырнула между бутылкой  вина  и  графином
кусок ветчины прямо в обертке. На коробку с камамбером положила апельсин.
   "Прелестный натюрморт", - промелькнуло у него  в  голове.  У  него  вдруг
вспотели ладони, тело напряглось, он так и застыл.
   - Чего-то не хватает, - задумчиво протянула Люсьен.  -  Значит,  так.  Ты
переоделся. Ты собираешься ужинать... один... Приемника у тебя  нет...  Ага!
Все ясно! Ты будешь просматривать заказы за день. Словом, все как обычно!