ГЛАВА 2
-- Миссис Крен-Смит еще не готова принять вас, -- сказал Джералд
Скоттоу. -- Будьте добры подождать здесь, пока я найду остальных.
Мэриан недолго задержалась наверху. Оправившись от испуга и bystro
осмотрев комнату, она оценила письменный стол восемнадцатого века, ощутила
благодарность за пустые лакированные книжные полки, ей доставили
удовольствие старинные широкие ситцевые кресла; огромная кровать с медными
набалдашниками, отливавшими тусклым золотом, ее насторожила, а кричащие
цветные гравюры на стене просто ужаснули, и она понадеялась, что никто не
будет возражать, если она их уберет. Найдя на умывальнике из зеленого и
коричневато-желтого кафеля горячую воду в цветном кувшине и таз, она быстро
умылась. А когда отважилась выйти в безмолвный душный коридор, обнаружила
рядом уборную с широким сиденьем из красного дерева, которое, казалось,
хранило тепло тех, кто из поколения в поколение восседал на нем; широкая
неглубокая чаша, украшенная гирляндами цветов, гармонировала с ее кувшином и
тазом, и Мэриан не знала, радоваться этому или огорчаться.
Быстро переодевшись, она посмотрела в хорошенькое зеркальце в раме из
атласного дерева. Большого зеркала не было. Мэриан напудрила свой длинный
нос и зачесала назад короткие прямые темные волосы. Ее лицо со слишком
крупными чертами не было <хорошеньким>, но, полагала она, могло сойти за
<значительное> или по крайней мере за <сильное>. Но следовало подумать и о
выражении. Джеффри часто говорил, что она выглядит хмурой и агрессивной. Ей
нельзя выглядеть так сейчас. Однажды он сказал: <Прекрати думать, что жизнь
обманывает тебя. Принимай ее такой, как есть, и пользуйся ею. Неужели ты
никогда не станешь реалисткой? > Хорошо, решила она, что бы здесь ни
происходило, она примет все это с полным и предельным вниманием. Возможно,
эра реализма начинается, и она была права, полагая, что с ее любовью к
Джеффри жизненные прелюдии закончились. С внезапно нахлынувшим чувством
ужасного одиночества и тоской по дорогому исчезнувшему миру, она ощутила,
как отчаянно хочет стать нужной и любимой обитателями Гэйза. Она собрала все
свое мужество, придала лицу спокойное выражение и спустилась вниз.
Скоттоу ввел ее в большую гостиную на первом этаже, теперь она там
стояла одна, теребя незажженную сигарету и вовсе не желая видеть
<остальных>. В этот теплый сентябрьский вечер в комнате было холодно, мрачно
и пахло прошлым. С солнечной террасой комнату соединяли два высоких
подъемных окна, доходящих почти до пола, и большая стеклянная дверь -- все
задрапировано и затемнено полосками белого петельчатого, не слишком чистого
kruzheva. Плотные красные занавески, жесткие как каннелированные пилястры,
источали пыльный фимиам; желтовато-коричневый ковер слегка попыхивал, когда
на него наступали. Темное сооружение красного дерева, почти достигающее
потускневшего потолка, состояло из зеркала и сходящихся рядов полок и
подставок, на которых теснились маленькие медные безделушки. Большой черный
рояль был окружен войском маленьких столиков, покрытых низко опускавшимися
вышитыми бархатными скатертями. Среди этого беспорядка тут и там блестели
вещицы из граненого стекла, а книжные шкафы с внушительными дверцами держали
на своих полках ряды томов в переплетах телячьей кожи. Беспорядок в комнате
не позволял догадываться о ее назначении. Следов присутствия детей не
ощущалось.
Мэриан осторожно оглянулась вокруг. В лучах вечернего солнца догорали