а темнокожему приходится ждать, пока ему не встретится рассказчик.
Язык белого человека богат; белый способен представить себе какую-то
сценку или пережить волнующий эпизод, если рассказчик хорошо владеет словом.
Каждый нюанс, каждый оттенок значения, необходимые для того, чтобы придать
повествованию максимальную силу воздействия, зависят от слов - многих тысяч
слов.
Для темнокожих при ограниченном словаре и отсутствии книг важна мимика
рассказчика. Когда рассказывает темнокожий, он полагается больше на жесты,
мимику и интонацию, чем на слова.
Передача смысла исключительно посредством слов почти всегда приводит к
известной вялости устного рассказа. Выступая перед белыми, я всегда
испытывал потребность в более свободной жестикуляции. И вот, выступая перед
темнокожими, я почувствовал себя освобожденным от всякого сдерживающего
начала. Тут я не боялся предстать в смешном свете. Я мог бы кататься по
песку, если бы это потребовалось для раскрытия содержания рассказа, и никто
бы не удивился.
Итак, по ходу рассказа я кричал, хмурил брови, открывал рот от
изумления, гримасничал, придавал лицу мрачное, страдальческое выражение... В
результате я безмерно наслаждался собственным выступлением.
Пока я рассказывал свою историю аборигенам Баду, сидевший передо мной
старик не спускал с меня глаз. Время от времени он бормотал "да, да",
сопровождая эти слова кивком своей красивой головы, увенчанной, белоснежной
шапкой вьющихся волос. Его интерес к моему рассказу подтверждался и глубоким
вниманием, с каким он меня слушал.
Когда я заговорил о своей жене, я вынул из кармана фотографию и
протянул ему. Он выхватил фотографию у меня из рук и одобрительно
присвистнул.
- Красивая! - сказал он. - Твоя жена красивая женщина. Она очень похожа
на мою. Моя жена тоже красивая.
Он передал фотографию тем, кто сидел сзади, и она стала переходить из
рук в руки, причем мужчины присвистывали, а женщины рассматривали ее
критически.
Во время рассказа за моей спиной столпились ребятишки. Они стояли, не
шевелясь. Вдруг я почувствовал, как на мою руку легла маленькая, легкая, как
лист, ладонь. Обернувшись, я встретился взглядом с девочкой лет пяти,
которая испуганно отдернула руку.
Улыбнувшись девчушке, я продолжал рассказ. Несколько минут спустя я
снова почувствовал прикосновение ее ручки, но стоило мне оглянуться, и она
опять ее отняла. В третий раз я наклонился к ней и шепнул:
- Не отнимай руку!
Она сразу вложила руку мне в ладонь; ее смущенное нежное личико
просияло. Она отняла руку, только когда я кончил рассказ и встал.
Старик тоже встал и подошел ко мне с улыбкой.
- Я бы хотел знать твое имя, - сказал я. - Как тебя зовут?
- Леви Мадуа, - гордо ответил он. - Я пришел другого берега Баду, из
Аргана. А как зовут тебя?
Я назвал свое имя. Старик повторил его и предложил:
- Давай поговорим, а?
- Хорошо. Но сначала я должен проститься с твоими соплеменниками.
Островитяне смотрели на меня, ожидая, что будет дальше, но, увидев, что