пестрели крестьянские домишки среди фруктовых садов и раскидистых деревьев.
     Вся земля на много миль окрест принадлежала роду князя Розенфельда, чьи
слуги содержали замок в  идеальном жилом состоянии,  однако сам князь и  его
семья бывали здесь не  чаще,  чем  раз  в  пять лет.  Когда же  они  наконец
являлись, казалось, сам господь бог сошел на землю, а вместе с ним - блеск и
великолепие царствия небесного.  Их  отъезду  сопутствовала мертвая  тишина,
будто все погружалось в глубокий сон после неистового веселья.
     Эзельдорф  был  раем  для  нас,  мальчишек.  Ученьем  нас  особенно  не
морочили. Внушали, что надо быть добрым католиком, чтить деву Марию, церковь
и  святых мучеников превыше всего,  благоговеть перед  монархом,  говорить о
нем,  понизив  голос,  со  священным трепетом,  обнажать  голову  перед  его
портретом,  почитать благодетелем,  дающим хлеб наш  насущный и  все  земные
блага,  и сознавать,  что мы посланы в этот мир с одной-единственной целью -
работать на  него,  проливать за  него  кровь,  отдать за  него жизнь,  если
потребуется.  Тот, кто затвердил эти истины, мог не утруждать себя более: по
сути дела,  ученье было под запретом.  Священники проповедовали,  что знание
пагубно для  простых людей,  ибо  при многой мудрости возникает недовольство
участью,  уготованной богом,  а  бог не  терпит,  когда люди ропщут на  его,
божье, предопределение. Эту истину священникам открыл сам епископ.
     Именно недовольство едва  не  погубило Гретель Маркс,  вдову молочника;
она  возила молоко в  город на  базар и  сама правила тележкой,  запряженной
двумя лошадьми.  В Эзельдорфе поселилась женщина-гуситка по имени Адлер; она
тайком обошла всю  деревню и  заманила несколько глупых неискушенных людей к
себе в дом - послушать как-нибудь вечерком "Подлинное послание господа", как
она выразилась. Адлер была коварная женщина: выискала тех немногих, кто умел
читать,  и улестила их, нахваливая их ум, уверяя, что только таким, как они,
впору понять ее учение.  Так она мало-помалу собрала у себя десять человек и
еженощно  отравляла  их  своей  ересью.   Дала  каждому  домой  переписанные
гуситские проповеди и убедила, что читать их вовсе не грешно.
     Как-то раз отец Адольф{2} шел мимо дома вдовы и увидел, что она, сидя в
тени каштана,  росшего перед окнами,  читает греховную писанину. Отец Адольф
служил  господу шумно,  усердно и  рьяно,  всегда старался выставить себя  в
лучшем  свете,  надеясь дослужиться до  епископа;  он  вел  слежку  за  всем
приходом,  глаз не спускал не только со своей паствы,  но и с чужой;  он был
беспутный,  злобный,  нечестивый,  а  в остальном хороший человек -  так все
вокруг считали.  Имелся у него особый дар - он был мастер поговорить; язык у
него был  острый,  язвительный и,  пожалуй,  немного грубый -  впрочем,  так
считали только недруги:  его шутки были,  право же, не грубей, чем у других.
Отец Адольф состоял в  общинном совете и  всех там прибрал к рукам;  хитрыми
уловками он всегда добивался своего, это, конечно, злило остальных; досадуя,
они  за  спиной награждали его обидными прозвищами "племенной бык",  "услада
ада" и  прочими,  но  так уж  повелось:  лезть в  политику -  все равно что,
заголившись, соваться в осиное гнездо.
     Отец Адольф нетвердой походкой шел по  дороге;  он был изрядно пьян,  а
потому очень весел и  ревел рокочущим басом песню "Восславим деву  и  вино";
вдруг  на  глаза  ему  попалась  вдова,  читающая  книгу.  Он,  пошатываясь,
остановился перед  ней,  вперил  в  нее  рыбьи  глазки и,  искривив гримасой
толстое багровое лицо, спросил:
     - Что у вас там за книга, фрау Маркс? Что вы читаете?
     Вдова показала ему книгу.  Отец Адольф наклонил голову, глянул и тут же