МАКЛИH Алистер
СТРАХ ОТКРЫВАЕТ ДВЕРИ
Пролог
3 мая 1958 года.
Если можно назвать офисом деревянный вагончик размером два на три
метра, установленный на четырехколесном прицепе, считайте, что я сижу в
своем офисе. Торчу здесь уже четыре часа. От наушников болит голова, а с
болот и моря надвигается мгла. Но даже если бы мне пришлось провести тут
всю ночь, я поступил бы именно так: эти наушники - самая важная вещь на
свете. Они - единственное средство, связывающее меня с миром.
Питер должен был выйти на связь три часа назад. Рейс из Барранкильи
на север - дальний рейс, но мы уже добрую дюжину раз летали туда. Три
наших старых самолета ДК находятся в отличном состоянии благодаря неус-
танному и тщательному уходу за ними. Пит - прекрасный пилот. Барри -
первоклассный штурман. Прогноз погоды на западно-карибском побережье -
самый благоприятный. А время, когда начинается сезон тропических цикло-
нов, еще не настало.
Нет ни единой серьезной причины, объясняющей, почему они не вышли на
связь несколько часов назад. Возможно, пропустили время сеанса из-за то-
го, что отклонились на север в направлении Тампы - места их назначения.
Может быть, они нарушили мою инструкцию о длинном перелете через Юкатан
Страйт и вместо этого махнули прямо над Кубой? С самолетами, пролетающи-
ми в эти дни над охваченной войной Кубой, может случиться все что угод-
но. Нет, непохоже. Я подумал о грузе, с которым они летели, и это пока-
залось еще более невероятным. Когда дело касалось риска, Пит осторожнее
и предусмотрительнее меня.
Из угла офиса, где стояла рация, доносилась тихая музыка. Рация наст-
роена на какую-то станцию, говорящую на английском языке, и уже вторично
в этот вечер певец пел под гитару народную песню о смерти то ли матери,
то ли жены, то ли любимой. Я так и не понял, о ком он пел. Песня называ-
лась "Моя красная роза стала белой". Красный цвет символизировал жизнь,
белый - смерть. Красный и белый - цвета трех самолетов нашей Транс-Ка-
рибской чартерной службы, занимающейся доставкой грузов на дальние расс-
тояния. Я обрадовался, когда песня кончилась.
Мой офис не перегружен вещами: не считая рации, там только стол, два
стула да картотека наших клиентов. Ток к большой рации подведен силовым
кабелем, пропущенным через дырку в двери и, словно змея, извивающимся по
траве и грязи до главного терминала, находящегося в одном из углов бето-
нированной площадки. Да, совсем забыл: в офисе еще висит зеркало. Элиза-
бет повесила его в тот единственный раз, когда навестила меня здесь, а я
так и не удосужился снять его со стены.
Посмотрев в зеркало, я понял, что этого не следовало делать: черные
волосы, черные брови, синие глаза и бледное, измученное, напряженное ли-
цо сразу же напомнили о том, как отчаянно я нервничал. Я отвернулся и
уставился в окно.
Это едва ли было лучше. Единственным преимуществом представшего перед
моим взором вида было то, что я уже не мог видеть своего лица. Но не ви-
дел и ничего другого. Смотреть из окна вагончика даже в самые лучшие