Отец (в образе Леонардо да Винчи): Сын, великие художники
обманывают таким образом уже пять столетий.
   Сын: Ладно, ладно!
   Отец (в порыве откровения):  Мои портреты  позволяют  мне
вновь переживать триумф и поддерживать иллюзию,  будто я все
еще играю.
   Сын (жестко): Ты никогда этого не прекращал. На сцене или
вне ее ты постоянно играл.
   Отец (в роли Моисея): Это не совсем справедливо. (Резко):
Я никогда никому не навязывал своего мнения.
   Сын (колко): Верно. Вне сцены ты предпочитал роль спокой-
ного наблюдателя.  Такой благородный,  спокойный, непогреши-
мый.  Этакий современный Иисус.  Но не имеет значения, каким
ты был на самом деле, на сцене ты умел оставаться в центре.
   Отец (пожимая нарисованными плечами): Люди всегда обвиня-
ют актеров и их игру в том, что, изображая эмоции гениев, мы
не  способны  прочувствовать их.  Это самое распространенное
обвинение в наш адрес.
   Сын: Разве это не так?
   Отец (очень добродушно,  с портрета Сирано де Бержерака):
Мой мальчик, ты завидуешь мне.
   Сын: (широко шагая и размахивая руками):  Конечно,  зави-
дую. Какой сын не поддастся этому чувству, если он будет ок-
ружен, задушен своим отцом, изображающим великих людей прош-
лого, настоящего и даже будущего. Мудрецы! Известные искате-
ли приключений! Великие любовники!
   Отец (мягко, через широко раскрытый рот истощенного Лаза-
ря,  поднимающегося из гипсовой гробницы): Но у тебя нет ос-
нований завидовать мне. Я мертв.
   Сын: Ты жив в двухстах тридцати семи изображениях.  Четы-
рехстах  пятидесяти - если сосчитать четыре запасных баталь-
она. Ты всюду!
   Отец (в роли Пер Гюнта):  Это только несчастные призраки,
пробуждающиеся от ночного кошмара. (Все портреты плачут тихо
и беспорядочно. Опять возникает шепот и стон, мерно затихаю-
щий в темноте.)
   Сын: (одолеваемый  страхом,  хлопает  дверью и выбегает в
сад): Все они - грани твоего совершенства, черт тебя возьми!
Твоего  ужаснего  совершенства,  к которому ты стремился всю
жизнь.
   Отец (с  портрета  Дон Кихота со впалыми щеками):  Каждый
человек верит в то,  что он по-своему совершенен. И даже са-
мый отпетый негодяй или бездельник уверен в этом.
   Сын: Но не в такой степени,  в какой ты возомнил о  себе.
Ты практиковал свое совершенство перед зеркалом.  Ты репети-
ровал,  следил за каждым словом,  жестом и никогда не  делал
промаха.
   Отец (недоверчиво):  Неужели ты действительно представлял
меня таким?
   Сын: О Боже,  если бы ты знал,  как я молился,  чтобы  ты