ротких, чем прочитаю одно Ваше.
   Пишите еще.
   Ваш канд. наук Померещенский.
   - Как! - воскликнул я, - почему же кандидат, Вы же доктор! - Я  тогда
был еще кандидат, - скромно ответил доктор. -  Доктором  я  стал  позже,
когда написал докторскую диссертацию о творчестве Митрия  Комиссаровича,
я и защитил ее от тех, кто, так сказать, ничего не слышал об этом  твор-
честве и готов был подвергнуть его нападкам. Я там написал,  что  Митрий
Комиссарович станет особенно популярным за полярным  кругом.  Почему  за
полярным, спросите вы. Потому, что понадобится целый полярный день, что-
бы ознакомиться с подобным творчеством, а потом понадобится целая поляр-
ная ночь, чтобы отойти от мук сопереживания с этим, так  сказать,  твор-
чеством.
   - Диссертацию Вы защищали тоже за полярным кругом? - спросил я, а мо-
жет быть, мне только сейчас кажется, что я спросил, но он тогда  опреде-
ленно ответил:
   - Я бывал неоднократно за полярным кругом, как за северным, так и  за
южным, чтобы прочитать оттуда свежие стихи тем, кто  будет  смотреть  на
меня через телевидение, находясь, в отличие от меня, в тепличных, а не в
экстремальных условиях. Меня везли туда на самолете,  потом  на  санках,
причем санки тоже везли мои читатели, а не собаки, так  как  собакам  не
нравилась моя шапка. Хотя некоторые породы собак - благодарные  слушате-
ли... Да, хороший был народ, комсомольцы, энтузиасты, романтики,  дисси-
денты... А диссертацию я писал в одном из университетов Калифорнии,  так
как в Московском университете только удивились и сказали, что слыхом  не
слыхивали ни о каком Подстаканникове. Сейчас их интересуют, так сказать,
другие темы, например, оСтранствия Одиссея и пути первой русской эмигра-
циип, или оСтранствия Гулливера и пути третьей русской волнып...
   Здесь я, кажется, не мог не вмешаться в его прямую  речь  и  спросил,
как же он на это не откликнулся, ведь он же прошел всеми этими путями.
   - Да, я прошел этими путями, могу смело заявить, что маршруты Одиссея
не пересекаются, так сказать, с направлениями Гулливера, а что  касается
третьей волны, то она и привела меня на тихоокеанское  побережье  амери-
канского континента. Там и приняли с восторгом  тему  Подстаканникова  и
Гомера.
   Я ослышался, подумал я, при чем здесь Гомер и столпы  нашего  бывшего
подпольного авангарда, но профессор тут же предупредил  мое  недоумение.
Гомер, как известно из предания, был слеп. У Подстаканникова,  напротив,
слеп читатель. О Гомере спорят, сам ли он написал оИлиадуп и  оОдиссеюп.
Подстаканников все свое, так сказать, пишет сам, хотя  некоторые  другие
столпы утверждают, что он списывает с  безвестных  опытов  несправедливо
забытого поэта Стаканникова. И последнее: Гомера мы знаем  по  переводам
Жуковского и Вересаева, что только отдаляет нас от оригинала, а  Подста-
канников пишет на своем, ему родном и нам близком языке, а это приближа-
ет нас к оригиналу. Отсюда напрашивается вывод, так восхитивший моих ка-
лифорнийских оппонентов: Гомер абсолютно ни в чем не зависит от  Подста-
канникова, а Подстаканников ни в чем не повторяет Гомера. Я слушал,  за-
таив дыхание. Вообразите себе человека  довольно  высокого  даже  тогда,
когда он сидит, тонкого, даже когда на нем модный пиджак  с  широченными
плечами, долголицего, почти безволосого, при этом то и дело то снимающе-