Ни отец Ансельмо, ни Джельсомина не шелохнулись во время этой краткой
сцены. Все было кончено, и тем не менее происшедшее казалось кошмарным сном.
- Уведите эту безумную! - приказал офицер полиции, кивнув в сторону
Джельсомины.
Ему подчинились с готовностью, присущей венецианцам и, когда полицейские
уводили девушку с площади, стало ясно, что слова офицера оказались
пророческими.
Кармелит тяжело дышал. С ужасом смотрел он на снующую толпу, на окна
дворца и на солнце, так ослепительно сиявшее с небес.
- Вас сомнет толпа! - шепнул вдруг чей-то голос рядом с ним. - Лучше
пойдемте со мной, святой отец.
Монах был слишком подавлен, чтобы противиться. Глухими проулками
неизвестный вывел его к набережной, где оба сели в гондолу, мгновенно
направившуюся в открытое море. И еще прежде, чем настал полдень, потрясенный
до глубины души монах уже плыл к владениям римской церкви и вскоре очутился
в замке святой Агаты.
В обычный час солнце скрылось за тирольскими вершинами, над Лидо повисла
луна. Узкие улицы вновь выплеснули тысячи горожан на площади Венеции.
Тусклый свет косо падал на причудливые здания и головокружительную
Кампаниллу, заливая город на островах призрачным сиянием.
Портики осветились, и вновь беспечный радовался, забавлялся равнодушный,
некто в маске шел к одному лишь ему ведомой цели, а певицы и шуты выступали
в своих обычных ролях и весь город вновь отдался бессмысленному веселью,
которое отличает развлечения бездумных и праздных. Каждый жил лишь для себя,
а правительство Венеции продолжало свое ужасное дело, развращая и
властителей и подданных, попирая священные принципы правды и справедливости.