участвующих в сказке. Битти Белина ожила, и только это имело значение.
   Ему хотелось встать.
   Он не должен был этого делать. Пертос непременно выгонит его.
   Хотелось коснуться ее волос.
   Он боялся.
   Он только смотрел.
   И по мере того как зеленый свет чередовался с красным и  белым,  по  мере
того как зарождалась жизнь в синтетической плоти - изобретение  вонопо  -  и
новые маленькие тела, каждое не меньше  восемнадцати  и  не  более  двадцати
четырех дюймов, погружались в ванночки с питательным раствором,  -  в  мозгу
идиота проносились странные образы,  то  темные  и  ужасные,  то  веселые  и
наивные, но всегда бессвязные.
   Битти  Белина  кого-то   напоминала   Себастьяну..,   кого-то   давно   и
безвозвратно ушедшего,  чей  призрачный  образ,  воскресший  в  его  памяти,
казался мучительно знакомым и в то же время удивительно чужим.  Лучше  всего
он помнил золотистые волосы. Они были одинаковыми у Битти  Белины  и  у  той
девушки из прошлого - и очень  кудрявые.  Неизвестно  откуда,  но  Себастьян
точно знал, что когда-то был близок к этой девушке, которую  так  и  не  мог
вспомнить, очень близок, мучительно близок, и внезапно эта близость  исчезла
со звуком резко хрустнувшей под ногами ветки, хотя,  кажется,  это  была  не
ветка, а что-то еще. Что же это было? Что отняло у него девушку? И кто  она?
Битти Белина?
   Принц лежал  в  питательной  ванночке  рядом  с  Битти  Белиной  и  тремя
женихами-неудачниками.   Теперь   Пертос   создавал   доброго   ангела.    В
капсуле-матке формировались  золотые  крылья.  Золотистые  волосы...  Резкий
звук.., щелчок... И кровь. Да-да, много крови, которая  стекает  у  него  по
правой руке, намочив рукав рубашки. А золотоволосая девушка смотрит  на  его
руку и на себя и все еще смеется, и он смеется, а потом она  вскрикивает,  а
он все смеется, он замолкает, он пугается, а потом она.., она мертва.
   Но кто это?
   Сейчас, сидя здесь, Себастьян чувствовал  себя  виноватым,  хотя  не  мог
понять почему. Он чувствовал себя так, будто  стащил  у  Пертоса  деньги  из
шкатулки, чтобы купить  сладостей.  Однажды  он  это  сделал.  А  когда  его
поймали, чувствовал себя просто ужасно и очень сожалел о своем проступке. Но
это  чувство  вины  намного  хуже.  Намного  тяжелей.  Оно  причиняло  почти
физическую боль.
   Крылатый ангел лежит в питательной ванночке, и его  хорошенькие  крылышки
накрыли  ее  края.  Глазные  яблоки  ангела  спазматически  вздрагивают  под
опущенными веками. Трудно выйти из небытия и взвалить на себя нелегкое бремя
жизни во всех ее проявлениях.
   В капсуле-матке возрождалась мачеха.
   Себастьян ощутил в ней родственную душу: они  оба  были  виновны.  Но  он
понимал, что ей гораздо проще, чем ему, ведь она знала, что совершила. А  он
не знал.
   Он постарался вспомнить истекающую кровью девушку и кровь на своей  руке,
а также смех и крик. Но  это  оказалось  так  больно,  что  глаза  заволокло
пеленой, а челюсть безвольно отвисла. Себастьян не смог ничего вспомнить. Он
бросил свои попытки и, почувствовав, облегчение,  решил  больше  никогда  не
думать об этом.
   Себастьян принимал решение не заниматься воспоминаниями уже сотни  раз  и