ответил Бассаргин. - Пускай вахты учатся.

     Ночь выдалась облачная,  безлунная. Палуба и надстройки слились с
темным  небом  и  морем.  Лишь в полукружье синего света,  падающего у
входа под полубак, время от времени серыми тенями скользили матросы.
     Спуск трала  в  темноте  был  продуман до мелочей еще до выхода в
море.  Сложнее  всего  было  следить  за  ходом  ваеров.  Сколько   их
вытравлено? В темноте матерчатые марки не видны. Но и тут нашли выход:
у траловых дуг стояли два матроса и прижимали  палками  скользящий  за
борт ваер. Стоило палке подпрыгнуть - матрос кричал:
     - Раз, марка пошла-а!
     - Раз, марка пошла-а! - откликался от второй дуги напарник.
     И снова,  еле заметно поблескивая жирной смазкой,  бежал ваер  за
борт, пока матрос не ощущал новый легкий толчок палки.
     - Два, марка пошла-а! - кричал он.
     И, проверяя себя - не ошибся ли? - ждал голоса напарника.
     Первым спуском трала в темноте руководил сам капитан. По привычке
он  стоял  у  поднятого окна,  хотя разглядеть что-либо на палубе было
невозможно.
     После шестой марки Бассаргин остановил лебедку.
     На палубе было тихо. Матросы переговаривались вполголоса. Капитан
приказал: громко говорить на палубе могут лишь штурман и тралмейстер.
     Даже опытные рыбаки,  проплававшие в Заполярье  десятки  лет,  не
могли  сегодня  усидеть  в надстройке.  Впервые за время существования
тралового флота  приходилось  промышлять  в  полной  темноте.  И  хотя
матросы  участвовали  в  учениях на Мурманском рейде и знали,  в каких
условиях придется им работать,  все на  палубе  было  для  них  сейчас
непривычно, вызывало смутное беспокойство. Ведь несколько часов спустя
они заменят товарищей у трала,  сами будут бегать, натыкаясь на бочки,
ваера...
     Наконец-то "Ялта" завернула.  На палубе оживились. Сейчас траулер
сделает  круг.  Крылья  трала сомкнутся под водой,  чтоб рыба не могла
уйти из мешка. А там и подъем...
     На этот  раз,  даже в едва заметных отсветах синей лампочки,  все
увидели грузно повисший на стреле, оплывший книзу куток трала.
     Фатьяныч надвинул  обеими  руками зюйдвестку поглубже на голову и
нырнул под  льющуюся  с  кутка  ледяную  воду.  Ощупью  нашел  тросик,
стягивающий  удавку.  Рванул  его.  Куток  раскрылся,  и  на  палубу с
грохотом вывалились огромные куски губки. Возле них послышались легкие
шлепки. Рыба!
     Бассаргин сбежал по трапу на палубу.
     - Дайте нож, - сказал он в темноту.
     Фатьяныч вытащил из брезентового чехла нож с широким  и  коротким
лезвием и подал его капитану.
     Бассаргин распорол брюхо трески.  Внимательно осмотрел при  свете
карманного  фонарика содержимое желудка.  Отбросив выпотрошенную рыбу,
вскрыл другую, третью...
     - Крепи   трал,   -  негромко  приказал  капитан,  возвращая  нож
Фатьянычу.
     Старый тралмейстер  понял  его,  вздохнул.  Желудки  трески  были