Это было самое непостижимое из всего, что случилось до сих пор в жизни Тима.
Сначала он просто не хотел этому верить. Только в день похорон, когда
красная, зареванная мачеха дала ему пощечину за то, что он забыл почистить
ее туфли, он вдруг ясно понял, как он теперь одинок.
Ведь сегодня было воскресенье.
В этот день Тим впервые заплакал. Он плакал об отце, и о себе, и о том, как
плохо устроен мир, и сквозь плач он услышал, как мачеха в первый раз
сказала: "Прости меня, Тим".
Час, проведенный на кладбище, был словно дурной сон, который хочешь
поскорее забыть и от которого остается лишь смутное, щемящее чувство. Тим
ненавидел всех этих людей, стоявших вокруг него и говоривших что-то, и
певших, и читавших молитвы. Его раздражала плаксивая болтовня мачехи, тут
же переходившая в причитания, если кто-нибудь приближался к ней, чтобы
выразить "глубочайшее соболезнование". Он был один со своим горем и не
хотел делить его ни с кем. И как только толпа начала расходиться, он тут же
убежал.
Без всякой цели бродил Тим по улицам, и когда он очутился возле городского
сада и прошел мимо окон той квартиры, где совсем еще маленьким смеялся и
кричал: "Ту-ту-ту!", его охватило такое отчаяние, что ему чуть не стало
дурно.
Из окна его прежней комнаты выглянула чужая девочка с нарядной куклой на
руках и, заметив, что Тим смотрит в ее сторону, высунула ему язык. Тим
быстро пошел дальше.
"Если бы у меня было очень много денег, - думал он, бродя по улицам, - я
снял бы большую квартиру, у меня была бы там отдельная комната и каждый
день я давал бы Эрвину на карманные расходы, сколько он ни попросит. А мать
могла бы покупать себе все, что захочет" Но это были только мечты, и Тим
это знал
Сам того не замечая, он шагал теперь в сторону ипподрома, туда, где
проводил раньше с отцом счастливые воскресенья. Когда отец был еще жив.
Лист второй. ГОСПОДИН В КЛЕТЧАТОМ.
Тим добрался до ипподрома, когда первый заезд уже близился к концу. Зрители
кричали и свистели, выкликая все громче, все чаще одно только имя: "Ветер!"
Тим стоял, с трудом переводя дыхание: во-первых, он только что бежал, а
во-вторых, ему вдруг показалось, что где-то тут, среди этих кричащих и
аплодирующих людей, стоит и его отец. У него неожиданно возникло чувство,
что здесь он у себя дома. Это было то место, где он всегда оставался
наедине с отцом. Без мачехи и без Эрвина. Все воскресенья, проведенные с