не нужно кропотливо за страничкой страничку перекладывать, можно запустить
на удачу руку, выдрать клок из любого места и пожалуй что и довольно будет.
Только, правду сказать, не об этом забота была и, как говорится, мысль
задняя. Думалось, если кому интересно станет, слово там какое или
предложение целое на душу лягут, заворочаются где-то в мозгу да западут в
памяти, чтобы взял он белых листов не маранных и, не заботясь о слоге и о
том, что люди подумают, дописал, досочинил мою книгу до одному ему ведомой
кондиции, а уж места я для него приготовил-оставил вволю. Так что, друзья,
охота придет, берите, не мешкая карандаши да перья самопишущие и дуйте кто
во что горазд себе в удовольствие и мне в утешение.
Еще прощения хочу у вас попросить за долги неоплаченные. Не корите меня
за них, не кляните жестоко. Да и сами не убивайтесь понапрасну, что с воза
упало, то, сами знаете, пропало или, как люди говорят, было да сплыло.
Раньше надо было в оба глядеть, с кем компанию водите да хороводитесь, а
теперь что, ведь с паршивой овцы только шерсти клок и то шерсти паршивой, да
и на что она вам. Лучше отпустите на покаяние мою душу и об утраченном не
горюйте, живите себе поживайте на всех парусах, много еще добра наживете
разного.
А еще не в службу вас прошу, а в дружбу передайте любимой моей поклон.
Скажите, что люблю по-прежнему, разве что сильней с каждым днем, безнадежнее
с каждым часом. Да извиниться не забудьте, что вот не смог без нее, не сумел
прямиком жизнь наладить, заплутал да и потерялся совсем. Как узнать ее вам,
спросите, и в каких сыскать палестинах? О, это вам труда не составит. Если
вдруг случится почувствовать себя кроликом, маленьким нежным кроликом перед
желтоглазым удавом, что в поперечнике с потерпевший крушение разломанный
дирижабль и такой длины, что никогда не знает, где кончается его собственный
хвост, так что, оборачиваясь назад, всякий раз пожимает в недоумении
несуществующими плечами, что, мол, там за кишка все за ним тянется; если
почувствуете себя тепленьким жирным кроликом перед удавом кроликоизмещением
в двадцать кроликотонн, когда, загрузившись только на первые четыре, он
принимается за пятую тонну, когда почувствуете себя так, а никакого удава
поблизости не окажется, знайте, что она где-то рядом. Или если в самую жару,
когда солнце в зените, и лето тоже в зените, и у термометров от перегрева
пошла горлом кровь, по спине вашей пойдет холод, и ноги начнут стынуть и
каменеть, точно вы ступили на вечную мерзлоту, вы почти у цели. И когда
услышите слова женщины, холодной сталью проникающие вам в грудь с
характерным отвратительным хрустом, от которого остановится кровь и
пересохнет во рту, это будут ее слова. Она и Снежная Королева, и мальчик Кай
у нее в плену, терпеливо складывающий слово "вечность" из голубоватых
льдинок. Снежная Королева, согревающая себя, Кая, ледяными поцелуями. Кай,
за которым не придет Герда. И в самой густой толпе она одинока со своей
ушастой собакой и смотрит на вас чуть-чуть исподлобья с детским и строгим
капризом. Она и маленький принц, и роза, которую он любил. Роза с четырьмя
шипами, придающими выражение беззащитности ее красоте. Но стоит коснуться
этих шипов, незаживающие язвы покроют все ваше тело, и люди отшатнутся от
вас, и вы отшатнетесь от жизни, уныло мешкая на самом ее краю.
Словом, если встретите женщину, созданную, как ласточкино оперение, из
дня и ночи, женщину с глазами цвета и сладости черной сливы, скажите, что от
меня.
Ну а теперь прощайте, не поминайте лихом и простите, если что не так.