косили на него дикими, удивленно недоверчивыми глазами в густой паутине
кровавых прожилок; на него, восковой муляж своего трупа.
Авторитеты.
"На Диком Западе, - говорил Лысый Джон, утирая с подбородка пиво, -
есть поговорка. Ни о чем не жалей и никогда не извиняйся. " Я был бы среди
них самым диким, думал покойный, мне не о чем жалеть и не перед кем
извиняться.
Флибустьерская.
Я пишу ее только для того, чтобы захватить, удержать и присвоить мне не
принадлежащее. Сделать это так же легко, как согреться пламенем костра, уже
два года и пять месяцев как погашенного ею до последней живой искры. Но
колченогая, кривая на один глаз и вся в шрамах моя команда уже сгрудилась у
левого борта; мрачной решимостью горят тяжелые, как антрацит, глаза на
исхудалых лицах, гулко бьется в тугих жилах кровь, наготове абордажные
крючья, и в нетерпении трепещет на флагштоке Веселый Роджер. Успеха вам,
солдаты удачи, на абордаж!
Случилось это в банке, где я ждал своей очереди, чтобы извлечь
очередную финансовую занозу. Мой счет был точно сколочен из неструганных
досок и, прикасаясь к нему, я всякий раз сажал занозы. Небольшие, в пределах
сотни долларов, они саднили и раздражали. Передо мной семья корейцев или
японцев, в угоду собственной некомпетентности буду звать их копонцами,
меняла желто-бардовые копонские банкноты, щедро и с оптимизмом уписанные
нулями, на улыбку клерка и услужливое постукивание компьютерных клавиш.
Копонцы делали вклад с таким видом, будто их банковский счет был круглый,
гладкий и глянцевито блестящий, словно изготовленный на заводах Тойоты. Отец
семейства, по копонски аккуратный с прямой осанкой старик, что-то отрывисто
сказал на непонятном мне раскосом языке, очевидно, финансовую шутку, потому
что мама и старшая дочь, обменявшись столь же непонятно раскосыми взглядами,
рассмеялись. Их круглые лица еще округлились и стали неправдоподобно
круглыми, какими не бывают даже нули на счетах миллиардеров, а бывают только
хэлловинские тыквы. Младшая дочь улыбнулась молча. И, проникшись
благодарностью, я мысленно пожелал ей счастья.
Так улыбалась она два года и пять месяцев тому назад, когда еще не
"разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем", когда
покойный еще не был покойным.
Горяча себя свистом да дикими криками, перепрыгиваем мы на захваченное
судно. Саблями и пистолетными выстрелами загоняем в трюм перепуганную
команду, к мачте привязываем капитана, и... кажется не очень знаем, как нам
быть дальше...
И теперь, в предчувствии неудачи испытывая тоску и ощущая неприятную
слабость в теле, я попробую рассказать себе и вам, как она улыбалась, эта