- Для меня одно, вспомни Седьмую Печать великого шведа.
     - У тебя на все найдется ответ.
     - Кто  же как не я разрешает все сомнения и споры, и не я ли расставляю
все по местам, как ресторанная прислуга  после  банкета. И хоть бы кто подал
чаевые. Впрочем, мне  они ни к чему, я и  так всех богаче,  ведь это я храню
вечность.
     - Почему ты всегда за спиной, боишься на глаза показаться?
     - Вот  так новости.  Разве не вы сами поворачиваетесь ко мне  спинами и
отводите взгляд едва заприметите? То же самое - солнце; на него вы не можете
смотреть из-за яркости, на меня - из-за тьмы.
     - Зачем  мне  на тебя  смотреть,  я  знаю, у тебя ее лицо,  ее  взгляд,
хранящий тайну за семью печатями.
     - Это трогательно.
     - Черствая дрянь.
     - Ну, это ни к чему. Я не  хочу тебя обидеть и не желаю зла, я вас всех
люблю и  жалею. Впрочем, это только слова, любовь, жалость, бессмысленные за
пределами ваших иллюзий, которые, приходя ко мне, вы оставляете у порога.
     Под потолком всколыхнулась вдруг паутина, словно чей-то печальный вздох
неслышно прошел по комнате, и опять безжизненно провисла в углах.
     - Ты забрала моего друга.
     - Почему ты решил?
     - Мне сказали.
     -  Они  обманули  тебя.  Твой друг  пришел ко  мне  сам, растерянный  и
беспомощный.
     - Сам?... Для чего?
     - Ты  же  помнишь, как нуждался он в женщинах.  А в последние годы ему,
как сказали бы вы, не везло.
     - И что?
     - Он пришел, как ребенок, ждущий, чтобы  взяли за ручку и  отвели, куда
нужно, где ему будет хорошо. Помнишь, в жизни  он  никого не хотел  слушать,
хотел все по-своему и только себе, а послушался, выходит, только меня.
     - Какое было у него лицо, когда он пришел к тебе?
     - Лицо ребенка, которому  объясняют,  что "это не больно". Испуганное и
недоверчивое, и все-таки доверяющее.
     Из щели  между  потолком  и  стеной  выкатился  голенастый  паук  и  по
невидимой  паутинной нити спустился и завис  перед ним, потом другой, третий
... седьмой, как будто высадили десант. Ощущение неотвязно липкой паутины на
лице всплыло из дачного  детства. У  его друга  была дача,  всегда пахнувшая
сырыми опилками.
     - Ты возвращаешь нам детство?
     -  Я  возвращаю  все,  что было и  будет,  ничто не пропадает  из  моей
кладовой. Я останавливаю время, выпускаю его изо всего, что попадает ко мне,
как на бойне выпускают кровь из шеи  быка. Все  замирает и  успокаивается во
мне.
     - Значит...
     -  Все  затихает,  не зная ни  боли,  ни радости.  Слышал  когда-нибудь
остановленный крик?
     - Значит ты можешь вернуть мне ее?
     - А знаешь где хранятся не рожденные чувства и дети?
     - Ты вернешь мне ее, болтливая сука?!