Худо-бедно ли, но он всему научился.
     Научился  разбираться в сортах  пива и быть веселым на  людях, научился
ходить  на концерты и обсуждать их  сравнительные достоинства, рассуждать  о
жизни и обсуждать меню  с официантом, научился изрекать истины и не вставать
со  стула,  когда к  нему  обращалась  женщина,  научился задирать  ноги  на
соседний стул, пить  воду со льдом и давать полезные советы, научился знать,
что почем, узнавать погоду по телефону, отличать двойной купон от  простого,
проверять  счета,  считать сдачу  и оставлять  чаевые. Он научился придавать
весомость своим словам и значительность позе, умел поменять колесо в машине,
покопаться  в моторе и залить масло, научился есть  плоды  манго  и не  есть
сала, закусывать не огурцом, а маринованным перцем и завтракать не кашей,  а
кукурузными хлопьями. И был доволен собой. Вот только  собственное имя стало
ему в тягость. При знакомстве, по телефону, при заполнении официальных бумаг
он  сразу  предлагал  произнести  свое имя буквам;  рассыпанное  оно  уже не
пугало. Но когда вам случалось обратиться к  нему по имени, он отводил глаза
в сторону, словно не слыша,  и  втягивал голову в плечи, будто его  в чем-то
уличили. И ни вы, ни он не догадывались в чем.
     В самом деле, вроде бы всему научился худо ли бедно.



Имя нарицательное.

     Справа наискосок  от него ехала женщина-мамонт. Тяжко потея несмотря на
работавший  в  вагоне  кондиционер,  она  была  поглощена  чтением  книги  в
глянцевой  ярко-оранжевой обложке. Женщина страдала такой степени ожирением,
что вам казалось,  это ожирение страдает женщиной.  Плоть разрослась на  ней
безудержным  вегетативным  буйством,  как  лишаи  на  сваленном полусгнившем
дереве;  она  свисала  такими  тяжелыми   складками,   точно  это   была  не
женщина-мамонт, а женщина-вымя. Он  пригнулся,  чтобы  подсмотреть  название
книги,  но  сумел  прочесть  лишь  первую  тисненную золотыми буквами  фразу
аннотации: "Ее любовные похождения будоражили воображение самых..., " дальше
было набрано мелким шрифтом.
     "Господи,   -   позвал  он   тихо   под  гул  туннеля;   дудык-тум-дык,
дудык-тум-дык приговаривали  колеса  вагона,  - за что вытворяешь ты с  нами
такое, господи. "


О чем думал покойный.

     О том, как невыносимо хочется жить.
     И о том, что вытерпеть это, у него навряд ли достанет сил.


Улан-Удэ.

     Он думал о том, что такое  успех. Но никаких ассоциаций со словом Успех
не приходило на  ум. Так длилось, пока он не догадался прочитать это слово с
конца. Хепсу, вот, что у него получилось, Хепсу.