Луна подняла его с постели и вытолкнула в коридор. Он шел, зябко
поеживаясь. Сомнамбулу покачивало. Влекло вдоль бледных стен.
      Медсестра Шурочка тревожно выглянула из комнаты для персонала, но,
увидев его вдохновенное лицо, закрытые глаза, успокоилась и нырнула
обратно.
      Он шел, натыкаясь на собственную тень; и неверный, запинающийся шаг -
запинался и был неверен. В желтом синем неверном но ярком сиянии (простите,
Ваше сиятельство, бормоча нога за ногу) выхватывая то подушку, то тапочку,
то бледную фигуру и вынося за окно, за скобки, незаметно погружая в мир
стекла, уволакивая в очередное лунное море и снова натыкаясь на тень...

      ...и, забыв о стынущем чае, стал рифмовать, пытаясь попасть в ритм
снедавшей его декабрьской тоски:

"Чтобы мысль записать, не решаюсь ее додумать.
Я привык быть один, навещать только раз в году мать.
Из вокруг обступивших рож вдруг одна приятна.
Остальные как пятна.

Вихрь бушующих чувств оказался простой пружинкой.
Hе ощущаю связи между собой и жинкой,
Собой и тобой, собою и мною.
Слишком долго вчера ковырялся в глазу луною.

Слишком мелко писал, слова приближая к рою
Заоконных пчел, увлеченных своей игрою..."

      - ...и спрашивает: Hу, как здоровье, поправляемся потихоньку? А я
говорю: Благодаря стараниям и усилиям - уверенно движемся к цели...
(Подмигивает.) Я уж не стал говорить, к какой.

"Hахватался желтка - и спать, темноту калеча
Этажами слов, от которых и здесь не лечат..."

      Оставшись один, занялся украшением комнаты: нарезал полоски из фольги
и развесил по стенам. Стал вырезать из бумаги снежинку.

      Хорошо бы узнать, что у тебя есть из книг. Я мог бы взять что-нибудь
почитать, а потом забыть у себя, и мы пошли бы ко мне за книгой и невзначай
остались бы ночевать, случайно упав на диван.
      И даже некоторое время были бы счастливы. А потом мы все равно будем
стареть.


Бурлят фальшивые глубины.
Торчат из десен поплавки.
Светило, волосы раскинув,
Hырнуло в море от тоски.