как мысль из глубины возвышенного духа.
     Как заповедь, в своем движении тверда,
     верна людским делам до Божьего суда,
     кротка, она идет, вздыхая на приволье,
     как, странствуя, святой идет на богомолье, -
     благословен и он, и все, что в мире с ним,
     как будто озарен сей мощный пилигрим
     любовью вечною; в его глазах земля
     спокойно отразит хлеба и тополя...

     Река! О, широта картины вдохновенной!
     Правдива и щедра, пульсирующей веной,
     свой путь прияв как долг, массив волны священной
     ты вольно гонишь ввысь из тесного мирка,
     чтоб на грядущий день взирать издалека -
     на силу, красоту, на истины его;
     верна самой себе, хранишь в душе родство
     с народною душой, чей образ в водах чистых
     навеки отражен средь чащ тысячелистых;
     так в сердце у тебя живет легко и стройно
     все то, что дел людских и памяти достойно;
     во времени своем неколебима ты,
     как Божий вертоград в вертепе суеты,
     и жаждешь созидать, воспламенив народы
     огнем борьбы, надежд и естества природы,
     чтоб жизнь наследовать и снова видеть всходы.

     О истовый покой, где ясный дух ее
     любовью жертвенной питает бытие,
     о беззаветный дар, ток благодати млечной,
     о изобилья рог, источник жизни вечной!
     О нежная река! Зерцало тишины...
     Там дремлют облака и двойники луны,
     там тени движет ночь, и с пеньем кружат воды
     мерцание ее и тихие восходы,
     там звездный свод дрожит, звеня, и чередой
     там падает звезда, сверкая, за звездой...

     
     Когда же зимний ветр, с усердием бывалым
     надувши паруса, вздымает вал за валом, -
     вспухает, почернев от ярости, она,
     таранит берега, обломки валуна
     по дну, кроша, влачит, и с воем водопада
     несется вскачь ее свирепых волн громада.

     Гигантская река, что катит испокон
     сверкающую зыбь сквозь заросли времен,
     усиливая мощь на каждом повороте,