прозрачней, чем янтарь, чернее, чем агат, -
     день ото дня круглясь, очищенные зноем,
     пока не брызнет сок сверкающим настоем,
     и, в чанах вспенившись, не хлынут через край
     шафрановый мускат и розовый токай, -
     хрустальным золотом, в котором бьется свет,
     червонным, пламенным - дороже в мире нет! -
     как будто в глубине кровавого рубина
     играют блики солнц иль отсветы камина.

     Она равно живит и василек, и мак,
     и клевер на лугу, и каждый в поле злак,
     мерцающий прибой колосьев, что на нивах
     в алтарном свете дня стоят у вод сонливых;
     как канделябры - строй стеблей тучноленивых,
     что станут жертвами, чьим ласковым теплом
     уже сейчас вовсю поют серпы кругом
     над праздником земли, над пышным урожаем -
     о том, сколь он велик, богат, неподражаем,
     беременный зерном, и сладким изможденьем,
     и счастьем бытия, и вечным возрожденьем!
     До срока в семенах таится древний зов,
     которым пробужден земли живой покров.
     Из комьев налитых, из тьмы и неги сонной,
     пропитанной дождем и оплодотворенной,
     все рвется в высоту и жадно ищет света,
     и тянется к нему, как чистый звук кларнета,
     и, выйдя наконец из полузабытья,
     вновь познает и боль, и радость бытия.

     О мирная река, великая река,
     ленива по-людски средь глины и песка,
     что в берегах идет и в камышах шуршит,
     что обняла поля и больше не спешит,
     в полуденных лучах желтея, как самшит,
     и в полуночный час, луною осиянна,
     как в раковине, гул и шепот океана
     несет на гребне волн, чей голос в тишине
     является свежо, как голос друга, мне,
     и с горечью звучит речного русла дека
     о том, что есть в душе любого человека.

     О тихая река, широкая река,
     как далеко течет она издалека,
     то устремясь вперед, то извиваясь боком,
     то повернувши вспять, чтоб свидеться с истоком,
     средь пиков голубым горит хрустальным оком,
     и, низвергаясь вниз, гремит, и, трепеща,
     колеблет стебли роз и усики плюща,
     чтоб выйти на простор, едва касаясь слуха,