Историк.
Первого летописца звали вроде бы Нестор, хотя многие считают, что это
образ собирательный, так сказать -- союз писателей, составленный из
грамотных и полуграмотных монахов. Задача у него была тяжкая и неприятная.
Он должен был описывать события по горячим следам, под пристальным княжеским
оком (вернее сказать -- ухом: ни писать, ни читать, ни считать князь обычно
не умел, и приходилось летописцу вслух пересказывать новые летописные
повести о том, как он, батюшка, намедни за народ потно потрудился и славно
попировал). Труды летописца пошли прахом. Не сохранилось ни одного оригинала
"первоначальной летописи", четко датированных хроник. Только в 18 веке (!)
при Петре Великом в прусской столице Кенигсберге был найден так называемый
Радзивиллов список с "Повести временных лет", заботливо сохраненный
педантичными немцами. Вообще, почти все, что удалось найти, -- это списки,
копии или цитаты и упоминания...
Еще более важную, хоть и черную работу, выполнял младший брат летописца
-- писец. На нем лежала обязанность ездить с князем, а также с кем попало и
куда пошлют, вести всю государственную документацию, горбить вместо
типографий, заменять собой все нынешние телеграфные аппараты, печатные
машинки и компьютеры. С развитием государства на сутулые плечи писца
обрушилась тяжкая бумажная лавина, и он кряхтел, но тянул. В мелких писцовых
бумажках дошла до нас не меньшая часть живой Истории, чем в подцензурных
официальных летописях. Так что, собирательный первоисточник нашиз
пролетарской солидарности будет у нас называться в честь скромного труженика
гусиного пера. Короче -- Писец.
Второй наш соавтор -- это великий русский историк Сергей Михайлович
Соловьев, оставивший нам многотомный академический труд, в котором чего
только нет. Тут и библиография, и дипломатическая переписка, и забавные
случаи из придворного и народного быта. Историку нашему работать было легче.
Ездить по полю брани ему не приходилось -- он только читал и читал труды
Писца. И зашел он издали, от основания Руси, и честно писал обо всем подряд,
не забывая, правда, что живет в Империи, служит Императору и многолюдной
Императорской фамилии, что Москва -- праведный центр вселенной, и нет греха
большего, чем в этой праведности и вселенском достоинстве усомниться.
Рюриковичи у власти уже не стояли, поэтому подробности их быта освещать было
легко, -- лишь бы не обижать каких-нибудь сильных потомков, не разоблачать
церковных легенд и, самое главное, -- случайно не опорочить в передаче
древних событий великую идею строительства Империи. Но чем ближе дело
подходило к Романовым, тем скучнее и теснее становилось нашему Историку.
Поэтому с какого-то момента придется нам его дополнить другими писателями, и
он у нас тоже станет коллективным автором и собирательным персонажем.
Предки наши