- Я потом открою, болван!.. - прошипел Борис.
Дверь в комнату затворилась, и стало тихо. Так тихо, что Сорока
услышал стук своего сердца, потом пришел откуда-то ровный шум. Это
раскачивались на ветру сосны. Сорока с трудом удерживался: ему хотелось
немедля спрыгнуть вниз и ворваться и комнату. Хорошо, что Боб не догадался
эту дверь запереть. Воображение рисовало самые ужасные картины, он даже
скрипнул зубами. Ненависть к этому человеку переполняла его. Мало того, что
он убил Сашу Дружинина, потом зарубил ручную косулю, теперь Алена... От
нечеловеческого напряжения заныли скулы, сердце гулко бухало у самого
горла. Он знал, что пора вмешаться, но чего-то ждал. И дождался! Из комнаты
послышался шум борьбы, приглушенный крик Алены...
Спрыгнув вниз, он плечом зацепил настенную полку, и на пол с грохотом
посыпалась всякая всячина. Хрустнуло под ботинком стекло. Он рванул на себя
дверь и ворвался в комнату. Яркий свет ударил в глаза, и он, моргая, в
замешательстве остановился. Когда глаза привыкли к свету, он увидел стол с
бутылками, рюмками и раскрытыми консервными банками. Бросился в глаза
засохший осыпавшийся букетик цветов в высокой зеленой вазе, стоявшей на
подоконнике.
Одним прыжком он покрыл расстояние от порога до дверей второй комнаты,
где слышался шум борьбы, приглушенные крики Алены. На широкой тахте, мягко
освещенной торшером, боролись Алена и Длинный Боб. Задыхаясь от внезапно
нахлынувшего бешенства, он оторвал распаленного Бориса от девушки и, подняв
до уровня своей груди, с силой швырнул на пол. Алена, взлохмаченная,
растрепанная, со слезами на глазах, скорчилась на тахте, подобрав под себя
ноги.
Вскочив на ноги и округлив бешеные глаза, Боб бросился на Сороку, но
тут же снова со стоном покатился по полу. Держась за стену, поднялся,
секунду с лютой ненавистью смотрел на Сороку, потом неожиданно прыгнул в
сторону и, схватив с книжной полки глиняную статуэтку собаки, швырнул в
Сороку. Тот едва успел пригнуться, фигурка вдребезги разбилась о стену,
разбрызгав коричневые осколки по полу. В следующее мгновение в Сороку
полетел причудливо изогнутый бронзовый подсвечник. Ударившись о книжный
шкаф, с мелодичным звоном отлетел в сторону. Подвернувшаяся Борису под руку
большая, цветного стекла пепельница угодила в массивный торшер, и тот,
несколько раз испуганно мигнув, погас. Стало темно, лишь из соседней
комнаты через распахнутую дверь падала на пол, застланный старым ковром,
широкая полоса света. Боб вдоль стены продвигался к этой двери. В правой
руке у него было что-то зажато. Спутавшиеся волосы закрывали ему глаза. Он
поминутно дергал головой, отбрасывая их.
- Не подходи, - цедил он сквозь разбитые губы. - Убью!
Сорока, настороженно глядя на него, медленно приближался. И когда
Борис, одной рукой держась за косяк двери, взмахнул второй, Сорока бросился
на него.
В следующее мгновение они сцепились и оба с грохотом полетели на
пол...
Алена слышала частые тяжелые удары, стоны и оханье, несколько раз с
губ Бориса сорвались грязные ругательства. Потом стало тихо. С пола
медленно поднялся Сорока, Борис остался лежать распростертым на полу. Свет
из другой комнаты падал на его вытянутую ногу в крепком коричневом ботинке
с толстой подошвой. Нога была неподвижной.