Сорока, стоя  за  толстой  сосной,  с  трудом  сдерживал себя:  ему не
терпелось перескочить через невысокий  штакетник  и  броситься  к  ним.  Но
девушка совсем   не  казалась  испуганной,  наоборот,  она  сама,  судя  по
отдельным словам,  которые сюда  доносились,  что-то  сердито  выговаривала
Садовскому, а тот, нагнув лобастую голову, оправдывался...  Ну, выскочит он
из-за укрытия, подбежит к ним, а дальше? Возьмет Алену за ручку и уведет от
этого подонка?  И потом,  еще неизвестно,  как она на все это посмотрит. Не
хотелось бы Сороке увидеть в ее  глазах  насмешку...  Вот  он,  мой  верный
рыцарь, снова явился спасать свою возлюбленную...
     Сорока был в нерешительности.  Он бы знал,  как поступить, если бы они
силком потащили девушку в дом, если бы она позвала на помощь...
     Борис что-то отрывисто сказал,  потом достал из кармана куртки ключи и
швырнул Глебу.  Тот  ловко  поймал  их  и,  взяв сумку,  направился к даче.
Поднялся на низенькое крыльцо и,  ссутулившись,  стал  просовывать  ключ  в
скважину. Борис  кивал  Алене  на дачу,  что-то быстро говорил,  как обычно
жестикулируя длинными руками.  Алена вдруг отвернулась от него и пристально
посмотрела на  ту  самую сосну,  за которой прятался Сорока,  затем кивнула
Борису и первой пошла по белой тропинке к даче.  Глеб уже открыл парадную и
скрылся внутри.  Вспыхнули сразу три окна в доме. Видно было, как Глеб одну
за другой задернул плотные зеленоватые шторы.  Теперь неяркий свет с трудом
пробивался в узенькие щели между шторой и окном.
     Алена скрылась в коридоре,  Длинный Боб,  прежде  чем  закрыть  дверь,
снова бросил беспокойный взгляд на дорогу.  Сороке даже показалось,  что он
заметил его,  потому что в лице его что-то  дрогнуло,  он  отбросил  желтую
прядь со  лба,  еще  раз внимательно посмотрел на дорогу и лишь после этого
закрыл на собой дверь. Слышно было, как в замке скрежетнул ключ.
     Больше не   таясь,  Сорока  одним  прыжком  перемахнул  через  зеленый
штакетник, подбежал к окну,  но  в  этот  момент,  словно  нарочно,  кто-то
изнутри плотно  сомкнул две гардины.  Сорока внимательно осмотрелся:  в дом
можно попасть только через окно.  Причем его сначала нужно выбить,  так что
будет шум,  треск,  звон  -  и они успеют принять какие-то меры.  На всякий
случай он осторожно потянул за железную ручку,  дверь  заперта.  Приложился
ухом к холодным доскам,  но не услышал ни звука.  Если бы дверь открывалась
вовнутрь, он с размаху навалился бы на нее  и  выломал,  а  так  ничего  не
получится. Оторвется ручка, и все.
     Стоять столбом на крыльце и прислушиваться  было  глупо,  надо  что-то
немедленно предпринимать. Тревога все больше овладевала им.
     Сорока обошел небольшой зеленоватый дом  кругом.  С  залива  доносился
глухой шум.  Финский  залив  давно  был скопан льдом,  но недавняя оттепель
растопила береговую кромку, и темно-свинцовая вода с ледяной шугой набегала
на голубоватые торосы, разъедая их будто ржавчина.  Здесь, у самого залива,
тянул холодный ветер, поскрипывали на ветру высокие деревья.  Снежная крупа
зло колола лицо.
     Увидев прислоненную к веранде  лестницу,  Сорока  взглянул  на  крышу:
кажется, квадратное чердачное окошко чуть-чуть приотворено. Не  раздумывая,
он забрался наверх и,  осторожно  ступая  по  заснеженной  железной  крыше,
подобрался к  окну.  Отворил  его  и с трудом протиснулся на чердак.  Здесь
темно и сыро,  пахнет старым тряпьем и кошками.  Под ногами  доски,  поверх
которых толстый  слой  опилок.  Поэтому  шагов  почти не слышно.  Налетев в
кромешной тьме на опрокинутое цинковое корыто,  Сорока остановился и замер.