рождения Нины, стали называть незнакомые Сороке фамилии, он совсем заскучал
и, допив из маленькой чашечки ароматный черный кофе,  как говорится,  низко
откланялся...
     Возвращаясь на Кондратьевский к Татариновым,  он размышлял о прошедшем
вечере.
     Вроде бы все, что они говорили, правильно, естественно, даже эта самая
щеколда в  ванной...  но почему так стало тоскливо ему?  Он видел,  что они
счастливы, им хорошо вдвоем,  потому,  наверное,  они так часто забывали  о
нем.  И, даже с серьезным видом толкуя о пустяках, они искрение верили, что
это не пустяки, а чрезвычайно важные и неотложные дела в их новой жизни.
     Неужели и  он,  Сорока,  женившись,  станет  точно  так же рассуждать,
думать?  Нет, он не осуждал Гарика и Нину, да их и не за что было осуждать,
он просто  не мог сейчас понять их.  Такое ощущение,  будто кто-то поставил
между ними большое матовое стекло:  вроде бы по-прежнему рядом,  а на самом
деле едва  различают  друг  друга.  Когда  Гарик  был один,  без Нины,  это
ощущение разделенности исчезало,  он снова  становился  прежним,  понятным.
Разговор о  хоккее,  работе,  Даже о ссоре с мастером был более приятен для
слуха Сороки, чем о гардинах, гостях, щеколдах в ванной... Он даже мысленно
ругнул себя за то, что привязался к этой дурацкой щеколде...
     Может быть,  когда Гарик рядом с Ниной,  он как бы отражает  ее?  Или,
если так можно сказать, растворяется в ней, а она в нем?  И Сорока их таких
не понимает?  Вернее,  не воспринимает,  потому что они ему просто-напросто
скучны?..
     Он даже подумал: а не завидует ли он им?  Но нет, чего-чего, а зависти
в себе он не почувствовал...
     Вот о чем думал Сорока,  сидя в машине рядом с Гариком и Ниной.  И вот
почему он не мог прямо ответить, казалось бы, на такой простой вопрос Нины:
"Почему ты к нам не приходишь?" Он на самом деле не знал почему.
     Впрочем, Нина   и   не   ждала  от  него  ответа,  она  тут  же  стала
рассказывать,  как весело прошел ее день рождения, сокрушалась, что не было
его, поблагодарила  Сороку  за  подарок  (он  через Алену передал ей редкую
пластинку популярного эстрадного певца).  Сам он никак прийти не мог: у них
было отчетно-выборное   комсомольское  собрание,  на  котором  его  избрали
комсоргом станции.
     Видя, что   Нина   поеживается   в   своей   дубленке,  Гарик  включил
обогреватель. Тоненько запел маленький мотор, в салон поплыл теплый воздух.
     - Ты скоро кончаешь? - спросил Гарик.
     - В девять, - ответил Сорока.
     - А  мы  хотели  тебя  пригласить  к  нам  на  ужин,  -  разочарованно
произнесла Нина.
     - Брось  ты,  старик,  гореть  на  работе!  -  сказал Гарик.  - Оставь
кого-нибудь за  себя  -  и  к  нам!   Нина   достала   бутылку   настоящего
португальского портвейна... Ты знаешь, что Португалия - родина портвейна?..
Да, ты ведь не пьешь... - рассмеялся он.
     - У нас жареная утка с картофелем, - уговаривала и Нина.
     Сорока решительно отказался: с какой стати он уйдет с работы? Конечно,
жареная утка  с  картошкой  -  это  соблазнительно,  но только не в рабочее
время.
     - Я с завода ухожу, - беспечно заметил Гарик.
     - В комиссионку? - не удержался, съязвил Сорока.