издохом сказала она.  - Ему бы это и в голову не пришло...  Хотя, поверь, я
от него заслужила гораздо больше упреков,  чем от  тебя.  Я  заставила  его
страдать.
     - Ну, меня ты не заставишь, - высокомерно улыбнулся Борис.
     - Глубоко страдать могут лишь благородные натуры, - произнесла Алена.
     - Я не желаю о нем разговаривать,  - нахмурившись,  обронил Борис. - Я
его ненавижу. И жалею, что тогда...
     - Замолчи!  - воскликнула Алена и уже спокойнее закончила:  - Зачем ты
хочешь казаться хуже, чем ты есть?
     - Во всем, что произошло со мной, виноват только он! Во всем...
     - Боря, если ты не хочешь, чтобы я тебя возненавидела, очень прошу, не
встречай меня больше у института.  Не жди и не сигналь гудком у моего дома.
Мы больше не будем встречаться.
     - Может быть, ты собралась за него замуж?
     - Я бы рада,  да он еще не сделал мне предложения, - спокойно ответила
Алена.
     - А что,  это блестящая идея!  - вдруг неестественно громко рассмеялся
он. - Ты выходи за него замуж, а я стану твоим любов...
     Последнее слово он не успел договорить:  Алена стремительно подалась к
нему и  изо  всей  силы  хлестнула  узкой  ладошкой  по  этому   красивому,
хохочущему лицу. И, вспыхнув, выкрикнула ему в лицо:
     - Подонок!
     Он будто  подавился  смехом,  потемневшие  синие глаза сузились,  губы
сжались в узкую полоску;  на нее смотрел совсем не тот  симпатичный  Борис,
которого она  весной впервые увидела в Комарове,  - на нее смотрел жестокий
чужой человек,  способный на все.  Это продолжалось одно  мгновение,  потом
губы раздвинулись  в  смущенной  улыбке  глаза посветлели.  Перед ней снова
стоял прежний красивый Борис.
     - Уж  и  пошутить  нельзя,  -  добродушно  сказал  он,  -  тут  же  по
мордасам...
     - Теперь я верю,  что ты убил Сашу Дружинина,  - немного успокоившись,
произнесла Алена.
     - Я  никого  не  убивал,  -  продолжая  улыбаться,  сказал он.  - А за
дураков, которые ездить не умеют, отвечать не собираюсь...
     Но она  уже не слушала его.  Как-то сразу вся поникнув,  отвернулась и
зашагала прочь.  На  снегу  отчетливо  отпечатывались  маленькие  следы  ее
высоких сапожек,   плотно   охвативших   икры.   Мимо  с  мокрым  шуршанием
проносились машины. Снег на дороге не держался, и колеса разбрызгивалиш его
вместе с водой во все стороны.
     - Я не убивал...  - бросил он ей вслед.  - Но жалею, что в этой аварии
не погиб твой проклятый Сорока!
     Она оглянулась, но не на него, задумчиво посмотрела на количественного
сфинкса, повернувшегося к ней белой длинной спиной,  и,  все убыстряя шаги,
пошла, почти побежала вдоль парапета, изредка касаясь рукой его заледенелой
шершавой поверхности.  А над ее головой,  над угрожающе ворчащей Невой, над
куполами дворцов и храмов бешено плясала первая снежная вьюга.


     В прихожей  на тумбочке опять зазвенел телефон.  Пронзительные длинные
звонки. Один за другим.  Ни отец,  ни Сережа не подойдут к телефону: знают,