над шуткой, произнесенной одним комиком по телевизору (жаль, не помню его
имени). Домохозяйка рассказывает соседке про свой новый телевизор: "Это
такая радость, целых восемнадцать дюймов". "Понятное дело, - отвечает
соседка, - восемнадцать дюймов кому хочешь доставят радость"
(-10). Тут моя мать захохотала, поперхнулась куском свинины и через
полчаса скончалась.
Я написал о своей семье, но должен сказать несколько слов и о своих
друзьях. Одна из привлекательных черт этого сумасшедшего, волшебного занятия
- необычайное многообразие талантливых людей, которые собираются под его
милостивым зонтиком; долгие-долгие годы они одаривали меня своей дружбой и
любовью. Эта мысль пришла ко мне всего две недели назад, когда избранная
группа заговорщиков - и я рад отметить, что в их число входят многие из
сегодняшних выдающихся гостей - объединила усилия и организовала в мою честь
банкет-сюрприз в Лондонской Национальной галерее. Какое это было выдающееся
сборище! После того как у дверей меня приветствовал мой дорогой друг и
выдающийся романист Джеффри Арчер (-11), я заметил, как довольно, но
скептически кривит губы, созерцая свой новый портрет маслом, отважный
беллетрист Кингсли Эмис (-12). Мы откровенно поболтали на культурные и
политические темы (его воспоминания о недавней встрече с Ларри Оливье были,
должен сказать, краткими, но невыносимо занимательными (-13), но я был вынужден прервать разговор, чтобы возобновить
знакомство с очаровательной Верой Линн (-14). Наконец я
имел увлекательнейшую беседу с человеком, которым давно восхищаюсь и чьи
кинематографические работы, по моему мнению, так и не получили заслуженного
признания - речь о великом кудеснике песни Клиффе Ричарде (-15). (-16)
В целом то был памятный вечер, но он типичен по части тех радостей, что
дарит это безумное и чудесное занятие, именуемое кино.
После того, как Терри с Сарой съехали с квартиры, они общались еще около
года. Ужины в ресторанах съежились до выпивок, которые, в свою очередь,
съежились до телефонных звонков. Сара чувствовала, как удаляется от Терри.
Через несколько месяцев после увольнения из "Кадра" Терри сумел найти работу
одном журнале с программой телевидения, где ему вменялось в обязанность
писать короткие и броские анонсы на фильмы. Вне зависимости от фильма - был
ли то "Смоки и Бандит" или "Правила игры" - уложиться надо было в пятнадцать слов.
Унизительный труд, по мнению Сары, но в последние встречи она замечала, что
Терри предается ему с маниакальным рвением. Его глаза, прежде затуманенные
четырнадцатичасовым сном, были теперь широко раскрыты и ярко поблескивали.
Терри признался, что в последнее время спит все меньше. Еще он признался,
что его интерес к "Сортирному долгу" Сальваторе Ортезе и вообще к
"утраченным фильмам" постепенно слабеет. Да и призрачные, ускользающие,
райские сны посещали его все реже и реже: раз в неделю, затем раз в месяц, а
потом и вовсе стали редкостью. Терри больше не видел смысла в том, чтобы
проводить во сне половину жизни. Большинство ночей он сидел на кровати,
иногда до рассвета, и смотрел фильмы по телевизору или на видео. Какие
фильмы, спрашивала Сара, а Терри лишь пожимал плечами и отвечал: какая
разница?
И однажды, после очередной такой беседы, Сара исчезла из поля зрения
Терри; профессия учителя - одна из самых неприметных. Но Сара продолжала