товски мало похожа на Кундри, уж это точно. Не кажется  ли  тебе,  Хуан,
что я блистаю остроумием, что я вполне достойная девка переводчика ВОЗ и
МОТ?33 Телль, безумная, безумная датчанка, ты пьяна; когда из тебя брыз-
жут разные языки, это значит, что ты пьяна и даже готова вообразить  Ос-
тина в постели. Остин еще немножко ребенок со своей лютней и больной ма-
мой (Поланко dixit34). А ну, Остин, положи руку сюда, на всех языках это
пупочка, которая твердеет, ох, как удивится маленький Остин. Было бы за-
бавно встретить его когда-нибудь в городе, если дикари его этим заразят,
он в конце концов тоже окажется там, но, право, я совсем опьянела,  если
воображаю, будто в городе может произойти что-то забавное, - а почему бы
нет, черт возьми, - в каком-нибудь из этих номеров с верандами, там ведь
жарко, и вполне естественно было бы раздеться. Иди к своей безумной дат-
чанке, она тебя научит, как не осрамиться в постели. Не кусай меня,  ма-
лыш, ты, видно, перепутал руководства, в руководствах для моряков  этого
нет и в помине. А теперь, раз уж я об этом думаю, а на пятой рюмке "кам-
пари" я всегда начинаю думать, хотя на что оно мне теперь,  -  почему  я
назвала себя девкой, перед тем как принялась так фривольно фантазировать
перед зеркалом, в котором ясно видно, что я все еще одна, и Хуан не при-
ходит, и все так провоняло венгерским королем. Ну и дерьмо!  Нет,  никак
не найду точного определения, но, во всяком  случае,  я  великая  утеши-
тельница, я омываю раны любви у моего бедного дурачка, который  вдобавок
страдает румынами и конголезцами. Я тут говорю о  моем  дурачке,  а  он,
привет, there you are35. Но что за физиономия, так и видно, что ты пере-
листал все словари в мире. Сейчас позвоню, чтобы нам принесли лед и  бу-
тылку "аполлинариса". On the rocks, my dear?36 Я буду продолжать "кампа-
ри", смешивать вредно. Вот тебе первая. Пей долго-долго. А вот и вторая.
Good boy37.
 
   В то утро он встретился с Калаком и Поланко на станции Чаринг-кросс и
уставился на них, как на редких зверей.
   - Вы и в Париже мозолите глаза французу  своими  приталенными  арген-
тинскими пиджаками в полоску, уж не говоря о ваших прическах.  А  здесь,
среди лондонцев, на вас еще неприятней смотреть.
   - Он скульптор, - сообщил Калак Поланко. - Это многое объясняет.
   - Верно говоришь, дружище, - одобрил Поланко. - Слушай, малыш, уже по
гринвичскому времени двадцать минут прошло, как мы тебя тут  ждем,  а  у
меня ведь склонность к клаустрофобии.
   - Живей, пошли в этот поезд, - предложил Калак, и, беседуя о  неакку-
ратности и приталенных пиджаках, они влезли в некое  пюре  из  англичан,
перемещавшееся на юг Лондона. Где-то после второй  остановки  Поланко  и
Калак принялись обсуждать проблему ласточек, пока Марраст что есть  силы
цеплялся за кожаную ручку и равнодушно внимал  орнитологическому  волне-
нию, которое два жителя пампы вызвали в большей части вагона. Когда  они
опомнились, оказалось, что проехали уже восемь станций, а  они  даже  не
посмотрели, в том ли направлении едут.  Пришлось  выйти  на  Баттерси  и
брести по бесконечным туннелям, пока не попали на линию Бейкерлоо, кото-
рая, по-видимому, должна была их вернуть в Сити.
   - Они млекопитающие, - утверждал Поланко, - я это знаю  из  надежного
источника. А ты что скажешь, че? Нет, вы поглядите на него, стоит себе и
спит, наука его не интересует. Ему если не дашь в руки камень  да  моло-