боязни причинить мне боль, из боязни, что я ее обнаружу и приду в отчая-
ние, не имея сил бросить тебя, как завершенную статую, и идти дальше.  И
я длил эти терзания, сам терзаемый надеждой, и вот я еще раз ушел, хлоп-
нув дверью (о, иногда я закрывал ее с бесконечной  осторожностью,  чтобы
не разбудить Николь или не помешать ей), начав новый  этап  скитаний,  и
анонимных невротиков, и пьянства, вместо того чтобы еще раз навсегда ки-
нуться на глыбу антрацита и вернуть недовольную к ее энциклопедии и гря-
дущим коробкам конфет. "Но теперь другое дело, - подумал  он,  -  теперь
надежды больше .нет, мы уже произнесли слова заклятия. Теперь есть недо-
вольная, и это слово окончательно закупоривает дыру  надежды,  вот  она,
настоящая глыба антрацита. Мне остается одно  -  уехать,  потому  что  я
знаю: если вернусь, мы поцелуемся, будем заниматься  любовью,  еще  одна
отсрочка, опять бесконечное натягивание лука, еще одно перемирие,  укра-
шенное прогулками, и вежливостью, и нежностью, гномы и разные новости  и
даже проекты, эх, дерьмо дерьмовое, когда все кончилось на том, что  моя
левая нога однажды во вторник под вечер затормозила  возле  красных  до-
мов". Когда он вышел из паба, ему показалось, что улицы идут в гору, бы-
ло почему-то трудней шагать, чем прежде. Понятно, почему они шли в гору,
ведь они снова, еще раз, вели его обратно в отель.
   Бывает, что без Хуана день ужасно тянется. О чем  могут  там  спорить
эти бирманцы, эти турки, все эти народы, которые бедный мой дурачок дол-
жен заставить говорить по-испански и из-за которых он  приходит  опусто-
шенный и усталый? Не будь тут меня, его ожидающей, - скажем это без лож-
ной скромности, - он, наверно, выпил бы бутылку сливовицы, и на  следую-
щий день его синхронные или диахронные переводы открыли бы новую  эру  в
международных отношениях, уж это верней верного. По сути говоря,  я  для
него изобретаю ночь, и не только в обычном  смысле,  который  вызвал  бы
смешок Поланко, нет, я отмываю его от слов, от работы ради денег, от не-
достатка мужества бросить то, к чему душа не лежит, от того, что это  я,
а не Элен, буду медленно раздеваться под его горьким и лихорадочным взо-
ром.
   Да, Телль, так оно и есть, напрасно ты глядишь на меня из  зеркала  с
такой миной (кстати, надо бы удалить волосы под мышками, до прихода Хуа-
на еще есть время, а он терпеть  не  может  запаха  депилятория  вопреки
красноречивым утверждениям госпожи Элизабет Арден).  Раз  нет  будущего,
заслуживающего усилий, то есть будущего с Элен, надо  изобретать  его  и
смотреть, что будет, забрасывать в него бумажные змеи, воздушные  зонды,
засылать почтовых голубей, лучи лазеров и радаров, письма с неопределен-
ным адресом. Ну, как если бы я послала Элен куклу, которую  мне  подарил
мой дурачок. Во второй рюмке "кампари" (я  это  проверила  уже  не  раз,
строго научно, детка) есть  капелька  надежды,  без  сомнения,  алкоголь
sends me25, как говорил Лерой, помогает изобретать более интересное  бу-
дущее с фрау Мартой, и юными туристками, и этим траченным  молью,  приз-
рачным отелем, где, я уверена, что-то  произойдет.  Yes,  it  sends  me,
сколько раз повторял это Лерой, когда мы слушали пластинки, и курили всю
ночь, и задумывали путешествия, которых так и не совершили, бедный
   Лерой, снимок в кливлендской газете, носилки, в которых его  несли  в
больницу, красная машина, врезавшаяся в ствол дерева.  Бедный  Лерой,  в
любви он был всегда один и тот же, в отличие  от  Хуана,  который  вечно
будто ждет, что я придумаю ему новый способ упираться коленями,  гладить