Николь, без рассуждений и чрезмерного интереса подозревая, что все это
по-своему сплетает и расплетает то, что на уровне здравого смысла выра-
зилось бы в объяснениях, письмах, телефонных звонках, а может, и в по-
пытках самоубийства или во внезапных отъездах на политические акции либо
на тихоокеанские острова. Мой сосед однажды, кажется, изрек, что мы го-
раздо больше основываемся на общем множественном минимуме, чем на общем
разделяющем максимуме, - правда, не совсем ясно, что он этим хотел ска-
зать. Странное дело, несмотря на пятую рюмку можжевеловой, у которой в
этот вечер был непонятный привкус мыла, за всем, о чем я думал, притаи-
лось что-то похожее на радость, на почти ликующее приятие того, что не-
довольная наконец заполнит одну из пустот, собственно даже не она сама,
а понятие "недовольная", смысл этого слова, явившегося в конце концов,
чтобы заткнуть слишком долго зияющую дыру. Я ей сегодня сказал: "Недо-
вольная" - и она потупила голову, приводя в порядок кисточки. Кое-как,
но мы сумели ликвидировать дыры в наших отношениях последних месяцев:
сомнение - вот одна дыра, надежда - дыра еще больше, неприязнь - ды-
ра-дырища, словом, все разновидности великой дыры, того, с чем я всю
свою жизнь боролся молотком и резцом, любовью к нескольким женщинам и
тоннами испорченной глины. Теперь не остается ничего, территория расчи-
щена, почва выравнена, и можно уверенно ступать после многих пустых не-
дель, с того самого дня, когда мы остановились на дороге из Венеции в
Мантую и я, заметив, что Николь грустит, в первый раз отчетливо по-
чувствовал, что теперь она - недовольная. Все остальное - придумывание
всяческих дыр, сперва отрицание с оттенком надежды, нет, это невозможно,
нет, попробуем еще немного, а затем попытки временно заполнять дыры,
например стеблем hermodactylus tuberosis и анонимными невротиками. Зачем
мы приехали в Лондон? Зачем продолжать быть вместе? Из них двоих у Мар-
раста по крайней мере были какие-то заслуги (это он так думал), он все
же пытался что-то делать, чтобы заполнить эту дыру, придумал себе нечто
вроде параллельного действия, посещая Институт Куртолда, проверяя ре-
зультаты своего вмешательства и реакцию Гарольда Гарольдсона, между тем
как Николь все сидела над своими гномами, иногда слушая транзистор и
равнодушно соглашаясь на все, что предлагали Калак, и Поланко, и Мар-
раст, отправляясь в кино или на мюзиклы и обсуждая вести от Телль, кото-
рая стала писать ужасно загадочно и весьма в стиле Шеридана Ле Фаню. О
да, у Марраста премного заслуг, думал Марраст, потягивая шестую рюмку
можжевеловой, которую ему принесли не без колебаний, хотя подлинной зас-
лугой было бы послать все к черту и посвятить себя исключительно глыбе
антрацита, заполнить до конца проклятую дыру, швырнув в нее глыбу антра-
цита, которую м-р Уитлоу ищет в шахтах Нортумберленда, кинуться на нее с
молотком и резцом, как Гамлет кинулся в дыру по имени Офелия, высечь фи-
гуру Верцингеторига в самой толще прежней дыры, отрицая ее и уничтожая
ударами молотка, и трудом, и обильным потом, и красным вином, открыть,
черт возьми, период, исключительно заполненный антрацитом и древними ге-
роями, без красных домов, без любезно подаренных головоломок, без сохну-
щих на столе гномов. А тем временем она, что она? Ты, наверно, плачешь
обо мне, ну конечно, обо мне, а не о себе, бедняжка, ведь ты тоже нена-
видишь дыры, и любое чувство жалости к себе показалось бы тебе самой во-
нючей дырой, и вся твоя любовь к Хуану (дарившему тебе конфеты и голово-
ломки и уезжавшему) была как бы приглушена с бог весть какого времени из