только какие-то последние ниточки; думать, пожалуй, означало бы  уничто-
жать узоры, еще маячащие на  чем-то  вроде  оборотной  стороны  чувства,
уничтожать возможность их повторного  явления.  Закрыть  глаза,  рассла-
биться, отдаться на волю наплывающих волн с готовностью  ожидания.  Нет,
бесполезно, и всегда было бесполезно; из химерических тех сфер возвраща-
ешься обедневшим, еще более отчужденным от себя самого. Однако  мыслить,
охотиться за смыслом по крайней мере помогало вернуться по ею сторону  -
итак, толстяк за столиком заказал "кровавый замок", и внезапно  возникли
графиня, причина, побудившая его усесться  перед  зеркалом  в  ресторане
"Полидор", книжка, купленная на бульваре Сен-Жермен и раскрытая  наугад,
ослепительный сгусток (и, разумеется, также Элен), уплотнившийся  и  тут
же исчезнувший по непонятному его свойству отрицать себя в самом утверж-
дении, расплываться, едва уплотнившись, представляться  чем-то  незначи-
тельным, ранив насмерть, внушать, что это не  имеет  никакого  значения,
что это лишь игра ассоциаций - зеркало, и  воспоминание,  и  еще  другое
воспоминание, - мелкие шалости праздного воображения. "Э, нет, я не  дам
тебе так уйти, - подумал Хуан, - вряд ли придется мне  еще  когда-нибудь
оказаться средоточием того, что приходит с той стороны,  и  заодно  быть
как бы выброшенным из самого себя. Нет, ты не уйдешь так легко,  что-ни-
будь да останется в моих руках, ты, маленький василиск, один из образов,
о которых я уже не могу сказать, участвовали они или нет в этом беззвуч-
ном взрыве..." И он не мог подавить улыбки, вчуже и сардонически  наблю-
дая, как его мысль уже подбирается к жердочке с маленьким  василиском  -
вполне понятной ассоциации, связанной с Basiliskenhaus6 в Вене и  тамош-
ней графиней... Все прочее наплывало, не встречая сопротивления, -  было
совсем не трудно найти опору в дыре, образовавшейся где-то в центре  ис-
чезнувшей мгновенной заполненности, явления, тут же сметенного отрицани-
ем и скрывшегося, чтобы эту дыру заполнять удобно складывающейся  систе-
мой близких образов, связанных с нею  хронологически  или  эмоционально.
Думать о василиске означало думать одновременно об Элен и о графине,  но
думать о графине было все равно, что думать о фрау Марте, о крике,  ведь
служаночки графинины наверняка кричали в подвалах на Блютгассе и графине
наверняка нравилось, что они кричат, а если бы они не кричали,  у  крови
не было бы того аромата гелиотропов и прибрежных болот.
   Наливая себе еще бокал "сильванера", Хуан  поднял  глаза  к  зеркалу.
Толстяк за столиком развернул "Франс-суар", и буквы  заголовков  во  всю
страницу были в зеркальном отражении похожи на буквы русского  алфавита.
Хуан с напряжением расшифровал несколько слов, смутно надеясь, что в мо-
мент этой нарочитой сосредоточенности - которая была также желанием отв-
лечься, попыткой снова увидеть изначальную дыру, куда ускользнула звезда
с верткими лучами, - если он сконцентрирует внимание на какой-нибудь че-
пухе, вроде расшифровки заголовков "Франс-суар" в зеркале, и заодно отв-
лечется от действительно для него важного, тогда из еще  мерцающей  ауры
вновь воссияет во всей своей нетронутости созвездие и осядет в  зоне  по
ту или по ею сторону речи или образов, испуская  прозрачные  свои  лучи,
рисуя изящный очерк лица, которое вместе с тем будет брошью с  крошечным
василиском, а тот - разбитой куклой в шкафу, заодно  стоном  отчаяния  и
площадью, пересекаемой бессчетными трамваями, и фрау Мартой у борта бар-
жи. Быть может, теперь, полуприкрыв глаза, ему удастся  подменить  образ
зеркала, эту пограничную территорию между призраком ресторана  "Полидор"