нию кранов, выключателей, вешалок и подушек отрывает меня  от  парижских
навыков и переносит, так сказать, к вратам города, снова к пределам  то-
го, что начинается улицами-галереями, что открывается на площади с трам-
ваями и что заканчивается, как  заметил  мой  сосед,  стеклянными  дома-
ми-башнями и каналом на севере, по которому скользят баржи.
   Все начало усложняться в те осенние дни в Вене, частью из-за  истории
с фрау Мартой и девушкой-англичанкой, но особенно из-за куклы месье Окса
и способности Телль устраивать бури в стакане воды, что обычно очень ве-
селило дикарей, когда по возвращении из поездок и  приключений  об  этом
говорили в "зоне". Первый знак безумная датчанка, сама-то не часто  отп-
равлявшаяся в город, подала, когда вдруг удивила Хуана описанием улиц  с
высокими тротуарами, по которым, мол, гуляла, удивила родной, ни  с  чем
не схожей топографией, Николь или мой сосед были  бы  потрясены,  слыша,
как она звучит в насмешливых устах Телль в  какой-нибудь  из  вечеров  в
"Клюни". Телль была уверена, что видела там издали Николь  и,  возможно,
Марраста, они бродили по торговому кварталу, и похоже было,  что  Николь
ищет (но не находит, и это было ужасно грустно) ожерелье из больших  го-
лубых камней, такие продают на улицах Тегерана.  Пока  она  рассказывала
это Хуану, лежа в постели и внимательно разглядывая пальцы на своих  но-
гах, - причем к рассказу примешивалось содержание  открытки  Поланко  из
Лондона, сообщавшей о совершенно непонятной деятельности Марраста в свя-
зи с какой-то глыбой и какой-то картиной, - Хуан вспомнил -  но  вспоми-
нать, когда это касалось города, означало мгновенно возвратиться оттуда,
- что и он как-то побывал в торговом квартале и, переходя через  площадь
с трамваями, как будто узнал издали силуэт Элен. Он сказал это Телль, он
всегда говорил ей обо всем, что касалось Элен, и Телль игриво поцеловала
его и стала насмешливо утешать, рассказывая о фрау Марте  и  о  случайно
подслушанном разговоре за завтраком. Так, с  самого  начала,  все  стало
смешиваться: кукла и Дом с василиском, фрау Марта, площадь с трамваями в
городе и Телль, которая до тех пор вроде бы  благосклонно  наблюдала  за
игрой и вдруг, будто имея на это право, вышла на улицу с высокими троту-
арами, кстати, еще и потому, что со спокойным своим цинизмом  подслушала
разговор между фрау Мартой и юной англичанкой в ресторане "Козерог".
   В эти дни, в минуту отдыха посреди напряженной  работы,  я  задумался
над шаловливым вторжением Телль и с горечью отметил, что оно меня трево-
жит, что ее более активное вмешательство в область  города  и  случайное
открытие насчет фрау Марты могут нарушить чувство отрешенности и отдыха,
которое она умела вселять в меня все годы, что мы были знакомы  и  спали
вместе. Без всяких драм, с кошачьей независимостью, за которую я  всегда
был ей благодарен, Телль умела быть приятным спутником в  любой  рабочей
поездке и в любом отеле, чтобы дать мне отдых от Парижа и от всего,  чем
тогда Париж для меня был (всего, чем тогда Париж для меня не был),  эта-
кие нейтральные междуцарствия, когда можно жить, и пить, и  любить,  как
бы в отпуске, не нарушая клятвы верности, хотя никаких клятв я не давал.
Разве не мог я, работая ради денег и играя в любовь, эти две-три  недели
на ничейной земле рассматривать как паузу, в которую так  удачно  вписы-
вался тонкий стан Телль? Любительница баров и таможен, технических  нов-
шеств и постелей, в которых не затаились  воспоминания  и  унылый  запах
времени, Телль для меня была Римом, Лугано,  Винья-дель-Мар,  Тегераном,
Лондоном, Токио, и почему бы ей теперь не быть Веной с уютными  венскими