нию кранов, выключателей, вешалок и подушек отрывает меня от парижских
навыков и переносит, так сказать, к вратам города, снова к пределам то-
го, что начинается улицами-галереями, что открывается на площади с трам-
ваями и что заканчивается, как заметил мой сосед, стеклянными дома-
ми-башнями и каналом на севере, по которому скользят баржи.
Все начало усложняться в те осенние дни в Вене, частью из-за истории
с фрау Мартой и девушкой-англичанкой, но особенно из-за куклы месье Окса
и способности Телль устраивать бури в стакане воды, что обычно очень ве-
селило дикарей, когда по возвращении из поездок и приключений об этом
говорили в "зоне". Первый знак безумная датчанка, сама-то не часто отп-
равлявшаяся в город, подала, когда вдруг удивила Хуана описанием улиц с
высокими тротуарами, по которым, мол, гуляла, удивила родной, ни с чем
не схожей топографией, Николь или мой сосед были бы потрясены, слыша,
как она звучит в насмешливых устах Телль в какой-нибудь из вечеров в
"Клюни". Телль была уверена, что видела там издали Николь и, возможно,
Марраста, они бродили по торговому кварталу, и похоже было, что Николь
ищет (но не находит, и это было ужасно грустно) ожерелье из больших го-
лубых камней, такие продают на улицах Тегерана. Пока она рассказывала
это Хуану, лежа в постели и внимательно разглядывая пальцы на своих но-
гах, - причем к рассказу примешивалось содержание открытки Поланко из
Лондона, сообщавшей о совершенно непонятной деятельности Марраста в свя-
зи с какой-то глыбой и какой-то картиной, - Хуан вспомнил - но вспоми-
нать, когда это касалось города, означало мгновенно возвратиться оттуда,
- что и он как-то побывал в торговом квартале и, переходя через площадь
с трамваями, как будто узнал издали силуэт Элен. Он сказал это Телль, он
всегда говорил ей обо всем, что касалось Элен, и Телль игриво поцеловала
его и стала насмешливо утешать, рассказывая о фрау Марте и о случайно
подслушанном разговоре за завтраком. Так, с самого начала, все стало
смешиваться: кукла и Дом с василиском, фрау Марта, площадь с трамваями в
городе и Телль, которая до тех пор вроде бы благосклонно наблюдала за
игрой и вдруг, будто имея на это право, вышла на улицу с высокими троту-
арами, кстати, еще и потому, что со спокойным своим цинизмом подслушала
разговор между фрау Мартой и юной англичанкой в ресторане "Козерог".
В эти дни, в минуту отдыха посреди напряженной работы, я задумался
над шаловливым вторжением Телль и с горечью отметил, что оно меня трево-
жит, что ее более активное вмешательство в область города и случайное
открытие насчет фрау Марты могут нарушить чувство отрешенности и отдыха,
которое она умела вселять в меня все годы, что мы были знакомы и спали
вместе. Без всяких драм, с кошачьей независимостью, за которую я всегда
был ей благодарен, Телль умела быть приятным спутником в любой рабочей
поездке и в любом отеле, чтобы дать мне отдых от Парижа и от всего, чем
тогда Париж для меня был (всего, чем тогда Париж для меня не был), эта-
кие нейтральные междуцарствия, когда можно жить, и пить, и любить, как
бы в отпуске, не нарушая клятвы верности, хотя никаких клятв я не давал.
Разве не мог я, работая ради денег и играя в любовь, эти две-три недели
на ничейной земле рассматривать как паузу, в которую так удачно вписы-
вался тонкий стан Телль? Любительница баров и таможен, технических нов-
шеств и постелей, в которых не затаились воспоминания и унылый запах
времени, Телль для меня была Римом, Лугано, Винья-дель-Мар, Тегераном,
Лондоном, Токио, и почему бы ей теперь не быть Веной с уютными венскими