ловал ее во второй раз, Николь ответила беглым поцелуем и откинулась  на
спинку старого кресла, стоявшего у самого окна. Марраст,  не  говоря  ни
слова, отошел от нее, закурил и принялся ходить взад-вперед по узкому  и
длинному номеру. Оставалось лишь продолжать говорить о новостях дня, за-
давать вопросы, вроде того, что теперь поделывают Элен  или  мой  сосед,
где бродят Хуан и Телль, - и так до без двадцати трех, чтобы не прийти в
музей слишком рано. Можно еще было  прервать  хождение  вдоль  номера  и
раз-другой попробовать пройтись поперек, хотя для маневров в  этом  нап-
равлении места было мало, и рассказать Николь о м-ре Уитлоу и о Гарольде
Гарольдсоне, о том, как оказалось, что  Гарольд  Гарольдсон  родственник
м-ра Уитлоу, и о том, как глыба антрацита через м-ра Уитлоу  переплелась
с необычно активным посещением зала номер  два  анонимными  невротиками.
Вдобавок (о чем-то же надо было говорить до без двадцати  трех)  Марраст
полагал, что ему пора подумать о работе над монументом, кстати,  он  уже
довольно точно представляет себе, какой будет статуя воображаемого  Вер-
цингеторига, а именно - как первая наметка, - соотношение  "пьедестал  -
статуя" будет перевернуто, вроде как в структуре Дворца Дожей в Венеции;
Николь, наверно, хорошо его помнит, ведь они посетили  Венецию  в  конце
этой весны и она, казалось, была так довольна - до того вечера на  шоссе
Венеция - Мантуя, возле красных домов, когда она вдруг погрустнела,  как
если бы в открытке, присланной Хуаном и Телль из какого-то  города,  где
Хуан работал, из Праги или Женевы, открытке с медведями и гербами и, как
всегда, с одной дружеской фразой, содержалось тайное послание,  которого
там, вероятно, не было, но которое Николь примыслила, как это часто  бы-
вает, и красные дома у дороги остались в памяти Марраста приметой  этого
часа, когда все дошло до состояния перенасыщенности, и  не  потому,  что
прежде нельзя было заподозрить, что Николь грустит  или  расстроена,  но
просто до тех пор ее охлаждение к нему не мешало им разговаривать, и  по
вечерам посещать вместе столько разных мест в стольких городах, и ходить
по мостам, и пить кофе в парках. Итак, возвращаясь к  Верцингеторигу,  в
этой статуе традиционные элементы будут радикально  перевернуты,  и  это
неоспоримое пластическое и визуальное новшество, по убеждению  Марраста,
выразит динамическую трактовку галльского героя, который будет, как дре-
весный ствол, вырастать из земли в самом центре площади Аркейля, держа в
обеих руках, вместо бесконечно пошлых меча и щита, столь удобных для го-
лубей, основной объем глыбы, и тем самым средствами скульптуры будет за-
одно дано перевернутым традиционное несоответствие между скрытой и види-
мой частями айсберга, что Маррасту всегда казалось символом злобного ко-
варства природы, и, хотя между айсбергом и героем Алезии весьма мало об-
щего, коллективное подсознание наверняка получит по  подспудным  каналам
сильный шок, а в плане эстетическом - приятное удивление при  виде  ста-
туи, которая поднимает к небесам самую тяжелую и скучную часть себя  са-
мой, косную материю существования, устремляя к лазури грязную, плачевную
свою основу в истинно героическом преображении.  Разумеется,  все  будет
чистой абстракцией, но муниципалитет на соответствующей  таблице  укажет
жителям Аркейля имя героя, которому посвящен памятник.
   - Калак и Поланко, как всегда, спорили, - говорю я Николь,  -  но  на
сей раз большой новостью было то, что они делали это на английском языке
в переполненном вагоне метро, спорили о ласточках - думаю, ради  практи-
ки.