тинскими дикарями, в "зоне", где для них двоих возможно держаться дос-
тойно, вдали от атмосферы номера в "Грешам-отеле", от молчания, встреча-
ющего тебя в номере, или любезно поясняющих фраз, оконченных и высохших
гномов, от поцелуя, который он запечатлеет на волосах Николь, от доброй
улыбки Николь.
Не очень хорошо помню, как я добрался до канала Сен-Мартен. Возможно,
я сел в такси и попросил подвезти меня к Бастилии, откуда я мог пройти
пешком до площади Республики, во всяком случае, помню, что некоторое
время шел под дождем, что книжка Бютора промокла и я оставил ее в ка-
ком-то подъезде и что под конец дождь прекратился и я пошел и сел на од-
ну из скамеек, прячущихся за оградой и решетками шлюза.
В эту пору я с горькой яростью чувствовал свою ошибку, допущенную в
сочельник, то, что я словно бы ждал в пределах времени чего-то, что в
ресторане "Полидор" обрушилось на меня и в тот же миг рассыпалось, как
бы оскорбленное моим ничтожеством, моей неспособностью раскрыться
навстречу смыслу этих знаков. Я съежился вместо того, чтобы поддаться
занятному случаю, что было бы своего рода бегством из нелепой области
надежд, оттуда, где уже не на что надеяться. Но теперь, из-за того ли,
что я так сильно устал, промок и позади были "сильванер" и сочельник, я
перестал надеяться и на миг осознал, что смысл тех знаков, вероятно, то-
же не был ни смыслом, ни ключом, но скорее вслепую избранным поведением,
готовностью к тому, что вскоре выявится или осветится нечто, быть может
крах. Главное, я понимал, что это будет крах, но мне все равно не уда-
лось бы до конца понять свое ощущение - что-то тихо кончалось, как бы
уходило вдаль. "Элен, - еще раз повторил Хуан, глядя на густую воду, в
которой медленно корчился уличный фонарь. - Неужели мне суждено осознать
это здесь, навсегда примириться с тем, что произошло между нами в горо-
де? Неужели она, которая теперь спит одна в своей квартире на улице Кле,
она и есть та женщина, что села в трамвай, та, за которой я гнался до
глубокой ночи? Неужели ты и есть то непонятное, что ворочается в глуби-
нах моего естества, когда я думаю о тебе? Элен, неужели я на самом деле
тот мертвый юноша, которого ты оплакивала без слез, которого ты бросила
мне в лицо вместе с кусками куклы?"
Они собирались пойти в Институт Куртолда, чтобы Николь наконец озна-
комилась с портретом доктора Лайсонса, но еще не было трех часов, ухо-
дить из отеля было рано, и Марраст стал рассказывать, как утром он, по
вине Калака и Поланко, опоздал на урок французского, к тому ж его ученик
не выучил глаголов на "er", зато они долго беседовали о поэзии Лорие Ли
за обедом в "Сохо". Николь в свою очередь смогла сообщить, что нарисова-
ла последнего гнома этой серии (всего пятьдесят девять штук) и что изда-
тель позвонил ей в полдень из Парижа и предложил сделать иллюстрации для
детского энциклопедического словаря, срок - год, довольно приличный
аванс и полная свобода кисти. Марраст поцеловал ее в кончик носа, позд-
равляя в особенности с окончанием пятьдесят девятого гнома, и Николь ос-
ведомилась, хорошо ли он пообедал с лютнистом Остином, или же опять, как
всегда, они ели пирог с мясом и почками, - как бы говоря, ну и дурачок
же ты, Марраст. На всем этом был отпечаток отработанного церемониала,
искусно приготовленного эрзаца. Когда он, потянувшись к ее губам, поце-