записями в тетради, - то, что эта игра вполне невинна, не требует дока-
зательств.
- Вы имеете к этому какое-то отношение? - спросил инспектор.
Калак ответил, что нет, но, поскольку Освальд пока еще не в состоянии
овладеть французским языком, он считает уместным объявить себя его офи-
циальным представителем, дабы уверить в том, что его пробег по спинке
скамьи - дело совершенно безобидное.
- Либо эта тварь отправится сейчас же в окно, либо вы трое сойдете на
следующей станции, - сказал инспектор, доставая узкую, продолговатую
книжицу и не слишком чистым перстом указывая какой-то параграф. Мой со-
сед и Поланко наклонились, чтобы прочесть этот обвинительный параграф,
изображая необычайную заинтересованность, которая должна была скрыть
приступ смеха, и ознакомились с похвальной заботой властей о соблюдения
гигиены в вагонах. Сам понимаешь, мы сразу же объяснили этому типу, что
Освальд куда чище, чем его сестра - сестра этого типа, разумеется, - и
мой сосед предложил ему провести пальцем по следу и обнаружить хоть на-
мек на слизь, что этот тип поостерегся сделать. Поезд между тем остано-
вился на какой-то станции (мне кажется, Николь там вышла, на следующем
пролете мы заметили, что ее уже нет в вагоне, возможно, она перешла в
другой вагон, чтобы еще подремать, но я думаю, она просто вышла, после-
довав примеру Селии и лютниста, все вдруг стали романтиками, стали убе-
гать любоваться на коров или собирать клевер), однако настоящая дискус-
сия еще не началась, и поезд отправился прежде, чем инспектору удалось
решить альтернативу: Освальд - окно /мы - дверь. Ясное дело, выиграли мы
от этого немного - задолго до прибытия на следующую станцию, вот эту, с
двойным названием, инспектор подобрал нам три санитарно-гигиенические
статьи и начал вести что-то вроде протокола в своем блокноте, в котором
были наготове копирка да прикрепленный к корешку карандаш, довольно
удобная вещь, если вдуматься, и тут мой сосед сообразил, что дело может
кончиться грубым вмешательством жандарма, и, нежно подхватив Освальда,
засунул его в клеточку, не приминув провозгласить моральным победителем
гонок, что Поланко уже не отважился оспаривать - ведь было очевидно, что
Освальду оставались до финиша всего каких-нибудь два сантиметра, а поезд
еще не выбрался из диких зарослей. Уф! Вот так было дело, братец.
- Они просто трусы, - сообщила Маррасту Телль. - Когда мой сосед уб-
рал Освальда, какое право имел инспектор вышвыривать нас из поезда? По-
чему они позволили прогнать себя как бараны?
- Женщины всегда жаждут крови, - сказал Калак под аккомпанемент одоб-
рительных похрюкиваний Поланко и моего соседа. - Ну же, дон, приезжайте
сюда, разопьем бутылку, а потом поедем в Париж.
- Согласен, - сказал Марраст, - но сперва скажите мне название стан-
ции.
- Сходи, посмотри, - сказал Поланко моему соседу. - Там, на перроне,
вот такенная таблица.
- Сходи ты, я должен присматривать за Освальдом, он ужасно разнервни-
чался из-за этого нелепого происшествия.
- Пусть пойдет Телль, - предложил голос Калака, и с этого момента они
как будто забыли, что Марраст в Аркейле ждет названия станции, и заспо-
рили до хрипоты, а у Марраста тем временем разыгрывалось воображение, он
представлял себе, как Николь среди ночи идет одна в Париж.