вая, неся пакет с куклой, когда было так просто оставить ее  в  перепол-
ненном трамвае, бросить где-нибудь, не вскрыв и не разбив куклу. Теперь,
когда он будет ее искать, думал Хуан, Элен будет нести пакет на тесемке,
и когда он встретит ее в городе или в другом месте, кукла будет  с  нею,
как теперь - в стенном шкафу, или в другом месте, или все еще в коробке.
И напрасно пытаться воображать, что в пакете находится что-то  другое  -
портативный набор для анестезии, образцы лекарств, пара туфель, -  равно
как напрасно воображать, что ему удастся сойти на том же углу, где Элен,
да, напрасно и еще более горько теперь,  когда  он,  казалось,  угадывал
скрытый смысл этой надежды, - словно, если бы он догнал Элен и освободил
ее от ее ноши, это могло бы стать неким завершением, помогло  бы  оттес-
нить в прошлое одну из тех схем, которые осуществляются помимо нашей во-
ли, да, словно встреча его с Элен в городе могла бы смыть  с  них  обоих
эти вины, которые бродят сами по себе, отражаясь от ресторанных зеркал и
от бликов потайных фонарей на коврах, а ведь теперь, когда зажигаешь еще
одну сигарету, когда вы рядом, так близко, все прочее  бессмысленно,  не
существует ничего, кроме этого твоего движения, когда ты чиркаешь  спич-
кой, да ваших взглядов, встречающихся поверх ее огонька, да взмаха рукой
в знак благодарности.
   - Почему ты ее не уничтожила? - спросил Хуан, и звук его  голоса  от-
дался во мне как удар, хотя я уверена, что он говорил очень тихо, выходя
из молчания, в которое оба мы были  погружены,  отчужденные  более,  чем
когда-либо, и он, видимо, упорно искал оправданий и путей -  голова  по-
туплена, заостренные очертания профиля неподвижны, будто и он ждал укола
иглы, которая проникает в вену его руки. Возможно, я могла бы его  оста-
новить, когда он встал и пошел открывать шкаф, могла  сказать  ему,  что
это бесполезно и что он сам знает, что это бесполезно, -  что  игла  так
или иначе уже вонзилась в вену и все совершится, хотим мы или не хотим и
будем ли этому препятствовать, обладая безграничной  свободой  выбора  в
том, что для нас неважно. Оставив сигарету в пепельнице, Хуан направился
к шкафу и одним рывком открыл его. Кукла сидела, выделяясь в  полумраке,
голая, улыбающаяся, среди простынь и полотенец. Рядом .была коробка с ее
одеждой, туфлями и капором; пахло сандалом, а может, и паклей, в темноте
трудно было разглядеть дыру, частично скрытую согнутыми коленками.  Хуан
взял ее за руку и вытащил на освещенное место, к краю полки,  где  акку-
ратно сложенная простыня могла в кукольных масштабах  сойти  за  постель
или за операционный стол. Туловище куклы на простыне раскрылось  надвое,
и Хуан убедился, что Элен даже не  попыталась  прикрыть  щель,  заклеить
липким пластырем, спрятать обратно то, что мягко вывалилось на простыню.
   - Мне не мешает, пусть так и остается, - сказал  голос  Элен  за  его
спиной. - Если хочешь, можешь ее унести, но мне все равно.
   Хуан резким движением закрыл шкаф, от удара хлопнувшей  дверцы  подп-
рыгнули предметы на низком столике. Элен даже не шевельнулась, когда его
руки впились ей в плечи и встряхнули ее.
   - Ты не имеешь права так поступать, - сказал Хуан. - И я еще раз пов-
торяю, ты не имеешь права так поступать со мной. Виноват я или не  вино-
ват, это я послал ее тебе. Это я там, внутри, жду твоей мести, это ты на
меня смотришь каждый раз, когда открываешь шкаф, когда вечером ее  выни-
маешь, когда подходишь к ней с фонариком, чтобы посмотреть на  нее,  или
берешь ее под мышку.