так это потому, что у меня есть причина, о которой ты, верно, догадыва-
ешься.
- Какая в этом срочность, - сказала Элен. - Оставь до другого дня.
- Нет-нет, сегодня. Я ради этого прилетел, я звоню тебе с аэродрома.
В шесть я заеду за тобой в клинику. Ведь я впервые прошу тебя о чем-то.
- Ладно, - сказала Элен. - Прости, я не хотела тебя обидеть. Я просто
устала.
- Ну, чего там, - сказал Хуан и повесил трубку, испытывая ту же
горькую радость, какая, бывало, иногда пронзала его при малейшем знаке
благосклонности Элен - прогулка у канала Сен-Мартен, улыбка, только ему
предназначенная, за столиком кафе. В половине шестого (он тревожно пос-
пал у себя дома, принял ванну и побрился без надобности, послушал плас-
тинки и еще выпил виски) он вывел машину из гаража и поехал по Парижу,
ни о чем не думая, не имея наготове ни одной фразы, заранее смиряясь с
тем, что все будет как всегда и Элен будет как всегда. Когда он открыл
дверцу и она протянула ему руку в перчатке, а потом резко ее отдернула,
чтобы достать из сумочки сигареты, Хуан молчал и почти на нее не смот-
рел. Он сделал все возможное, чтобы пробиться на левую сторону, пока
ехал по более спокойным улицам, но в Париже в этот час не было спокойных
улиц, и им пришлось долго добираться до дома Элен, изредка обмениваясь
короткими фразами, но только о других: о дикарях в Лондоне, о Сухом Лис-
тике, которая переболела гриппом, о недавно возвратившемся Маррасте, о
моем соседе, посылавшем почтовые открытки с highlanders90 и гигантскими
панда.
- Если хочешь, зайдем в кафе на углу, - сказал Хуан, останавливая ма-
шину.
- Да, хорошо, - сказала Элен, не глядя на него. - Нет, поднимемся ко
мне, если хочешь.
- Не делай этого из вежливости, - сказал Хуан. - Я прекрасно знаю,
что никто из наших не видел твоей квартиры. Это надо считать удо-
вольствием или правом, так, что ли?
- Поднимемся, - сказала Элен и пошла вперед.
Поланко уступил им свою квартиру до тех пор, пока Остин не найдет ра-
боту в каком-нибудь из boites91 Латинсквго Квартала, где могут слушать
лютню, не слишком зевая. Калак, не скрывая своей неприязни к Остину,
запротестовал, когда Поланко, приведя соображения гуманности, попросил
разрешения поселиться у него на несколько недель, но затем согласился с
условием, что идет на такую жертву ради Селии, а не ради лютниста.
- Ты понимаешь, пора уже Остину по-настоящему познать, что такое жен-
щина, - сказал Поланко. - Бедняге до сих пор все не везло, сперва эта
девица с прической, а потом роль трутня, которую ему отвели в Лондоне и
о которой я не стану распространяться, чтобы тебя не раздражать.
- Пошел ты к чертям собачьим, - была простая отповедь Калака, который
в эти дни начинал писать книгу в виде противоядия от тяжелых воспомина-
ний.
Как Поланко и ожидал, Остин со страхом и тревогой познал ночи любви и
хруст соленого миндаля, который так любила Селия, и Селия со всем поло-
женным ритуалом тоже познала лепет нового языка, и оба они, совершенно
забыв о том, что надо начинать жить, лежали навзничь, глядя на слуховое