бы вести дела до сих пор, а теперь его ничтожество убивает его. В глубине
души он жалеет, что он больше не министр, и интригует, чтобы заработать
деньги. Его окружение всегда нуждается в деньгах, как и он, и готово на
все, чтобы добыть их. Он хотел внушить всем, что я не могу обойтись без
него, а между тем мои дела шли не хуже с тех пор, как он в них больше не
вмешивается. Он слишком скоро позабыл, что договоры, которые он подписывал,
были продиктованы битвами, выигранными французами. Никто в Европе не
обманывается на этот счет. Мне нравился ум Талейрана. У него есть
понимание, он глубокий политик, гораздо лучший, чем Маре, но у него такая
потребность в интригах и вокруг пего вертится такая шваль, что это мне
никогда не нравилось.
Я заступался за Талейрана. Я заметил императору, что желание возвратиться к
делам, которое он ему приписывает, лучше всего доказывает, что Талейран не
совершил той нескромности, в которой его упрекают; он не такой человек,
чтобы даже ради соображений, связанных с семейными отношениями его
племянницы, заранее хвастать поездкой в Варшаву, так как он слишком хорошо
знает императора, чтобы быть нескромным, и слишком умен, чтобы его можно
было заподозрить в том, что он сделал глупость или допустил бесцельную
нескромность. Я добавил, что тут есть, наверное, какая-то интрига, которой
император не знает, и что он разберется в ней, если вызовет Талейрана.
- Я не хочу его видеть, - сказал император, - я дам приказ об изгнании его
из Парижа. А вам я запрещаю посещать его и говорить ему об этом.
Император спросил меня затем, кем бы можно было его заменить. Так как я не
указал никого, то он сам назвал несколько человек и в том числе аббата де
Прадта [76].
Необходимо рассказать, как в действительности обстояло дело, ибо именно
этот случай довел Талейрана до крайности, быть может, с некоторым
основанием.
Бассано, которому император сообщил о своих видах на Талейрана, не скрывал
от себя, что ум и деловые методы Талейрана очень нравятся императору; он не
сомневался в том, что не пройдет и трех месяцев, как Талейран будет
возвращен на свой прежний пост, если только ему удастся вновь приобрести
хотя бы малейшее влияние. Удрученный этими мыслями, он, вернувшись домой,
рассказал обо всем своей жене. Она не стала терять времени и попросила
одного из общих знакомых разболтать сведения о миссии Талейрана, полученные
якобы от близких к нему лиц.
Настроение императора по отношению к Талейрану давало легкую возможность
погубить его. Камергер императора Рамбюто пустил сплетню в ход. Император,
осведомленный своей полицией о салонных слухах, пришел в бешенство против
князя. А новость о кредите в Вене, сообщенная секретным отделом почты,
показалась императору лишним доказательством нескромности Талейрана и
окончательно его разозлила. Бассано торжествовал, а Талейран, который,
можно сказать, лишь чудом избежал ссылки, оказался в большей немилости, чем
когда-либо.