отклонения, ибо  искусный собеседник вел  его тогда от уступки  к уступке и
приводил  к  своей цели,  противопоставляя  его доводам,  если он  пробовал
защищаться,  сделанную   им  первую  уступку  и   извлекая  из  нее  вывод,
неотвратимо  порождаемый ею,  тот вывод,  который вы хотели  отвергнуть. Ни
одна женщина  не обладала таким искусством  убеждать и добиваться согласия,
как он, когда ему было нужно или он прости хотел уговорить кого-нибудь. Эти
размышления напоминают  мне одно  крылатое словечко, которое  он произнес в
разговоре  со мной  по аналогичному  поводу и  которое лучше  всякой другой
фразы показывает, какую цену он придавал успеху:

-  Когда  мне  кто-нибудь  нужен,  -  сказал  он  мне,  -  то  я  не  очень
щепетильничаю и готов поцеловать его в...

Когда императору  приходила в голову какая-нибудь  мысль, которую он считал
полезной, он  сам создавал себе иллюзии. Он  усваивал эту мысль, лелеял ее,
проникался ею;  он, так сказать, впитывал ее  всеми своими порами. Можно ли
упрекать его в том, что он старался внушить иллюзии другим? Если он пытался
искушать вас, то он  сам уже поддался искушению раньше, чем вы. Ни у одного
человека разум и суждение не обманывались до такой степени, не были в такой
мере  доступны  ошибке,  не  являлись  в такой  мере  жертвой  собственного
воображения и  собственной страсти, как разум  и суждения императора, когда
речь  шла о  некоторых вопросах.  Он не  жалел ни  трудов, ни  забот, чтобы
добиться своей цели, поступая  так и в мелочах и в крупных вопросах. Он был
всегда, так сказать, всецело поглощен своей идеей. Он сосредоточивал всегда
все свои силы, все  свои способности и все свое внимание на том, что делал,
или  на том  вопросе, который  обсуждал в  данный момент.  Он все  делал со
страстью.  Отсюда  его огромное  преимущество  над  противниками, ибо  лишь
немногие   бывают    в   тот   или   иной    момент   полностью   поглощены
одною-единственною мыслью или  одним-единственным действием. Да простят мне
эти   размышления...   Возвращаюсь  к   моему   разговору  с   императором.

Старания  императора доказать  мне,  что все  его войны  имели политический
характер, что  его единственная цель -  мир с Англией, что  все его проекты
ограничиваются пока  рамками этой системы и  этой цели, побудили меня снова
заговорить  о больших политических  вопросах в  связи с проектами  войны, о
которых я подозревал.

Казалось,  император был  слегка  раздосадован, и  он сказал  мне,  как это
бывало  всякий  раз,  когда затрагивали  тему,  которая  ему не  нравилась:

- Я не спрашиваю вашего мнения.

Однако  он не  оборвал разговора.  Он еще  раз подробно  подверг обсуждению
русские  дела  и  перечислил   все  свои  жалобы,  как  если  бы  он  хотел
аннулировать  свои  шаги  по отношению  к  русскому  правительству и  найти
способы объясниться и договориться  с ним. Я вновь повторил его величеству,
что  для того,  чтобы побудить  императора Александра к  новым коммерческим
жертвам и убедить его обождать с удовлетворением принца Ольденбургского, на
мой  взгляд,  нужно  официальным  образом  обязаться  восстановить  прежнее
положение на  севере Германии  при установлении всеобщего мира,  а в данный