ограничусь  лишь  общим  изложением наших  бесед,  так  как за  исключением
нескольких фраз,  которые я сейчас приведу,  эти разговоры вращались вокруг
тех же самых вопросов,  что и предыдущие, и облекались в те же самые слова.

-  Теперешняя поездка,  -  сказал мне  император, -  и  те меры,  которые я
принимаю против  английской торговли, докажут императору  Александру, что я
твердо  держусь системы  союза  и более  озабочен внутренним  благополучием
империи, чем планами войны, которые мне приписывают.

- Тем  временем войска, собранные здесь  вашим величеством, направляются на
север, что не может внушить веры в сохранение мира.

- Поляки  призывают меня, но я не думаю об  этой реставрации. Хотя она была
бы   политически  целесообразной   и  даже  соответствовала   бы  интересам
цивилизованной Европы,  я не  думаю о ней,  потому что это  было бы слишком
сложным делом из-за Австрии.

- Однако,  государь, я не думаю, чтобы можно было  принести в жертву союз с
Россией иначе как за эту цену.

- Я  не хочу  приносить его в  жертву; я оккупирую север  Германии лишь для
того,  чтобы  придать  силу  запретительной  системе,  чтобы  действительно
подвергнуть Англию  карантину в Европе. Для этого  нужно, чтобы я был силен
повсюду. Мой  брат Александр упрям и видит в  этих мерах план нападения. Он
ошибается. Лористон непрерывно объясняет ему это, но у страха глаза велики,
и в Петербурге видят только марширующие дивизии, армии в боевой готовности,
вооруженных поляков.  Между тем именно я  мог бы предъявлять претензии, так
как  русские  пододвинули дивизии,  которые  они вызвали  недавно из  Азии.

Сделав целый ряд замечаний,  которые должны были доказать императору, что в
Петербурге  не  могли  обманываться  насчет его  действительных  планов,  я
прибавил,  что  никакой  политический  интерес не  может  оправдать  войну,
которая удалит  его на 800 лье от Парижа, в то  время когда против него еще
были Испания и вся мощь Англии.

- Именно  потому, что Англия  занята в Испании и  вынуждена оставаться там,
она  меня  не беспокоит.  Вы  ничего не  понимаете  в делах.  Вы похожи  на
русских:  вы  видите только  угрозы  и  только войну  там,  где нет  ничего
другого,  кроме  развертывания сил,  необходимого,  чтобы заставить  Англию
вступить в  переговоры не позже, чем через  шесть месяцев, если Румянцев не
потеряет головы.

Император прекратил этот разговор  более чем нетерпеливо. Я снова видался с
Дюроком, который уговаривал меня совершенно прекратить встречи с Талейраном
[71]; по его  словам, Талейран уже давно в ряде случаев вызвал недовольство
императора, в  частности теми  рассуждениями о войне в  Испании, которые он
себе  позволил,  хотя  он  был  один  из  первых,  советовавших  императору
завладеть  испанским  троном.  Дюрок  прибавил,  что мы  не  знаем  великих
проектов императора и его политических взглядов, что он рассматривает все с
точки зрения  необходимости принудить Англию к  миру, для того чтобы Европа