Первые же повозки загородили проход. Достаточно было бы 50 смелых людей и
нескольких хорошо составленных упряжек для помощи повозкам с наиболее
плохими лошадьми, чтобы спасти все, так как неприятель еще не вошел в
город, а к тому же располагал лишь небольшими силами. Но все начальники
действовали по своему произволу; штаб командования не предусмотрел ничего.
Беспорядок рос с каждой минутой, каждый думал только о себе и старался
обходным путем выбраться отсюда, надеясь перевалить через гору; вскоре
возвышенность была загромождена первыми же частями, которые, не будучи в
состоянии перебраться через нее, забили все проходы, так что все остальные,
следовавшие за ними, должны были остановиться. Тем временем король, который
думал, что в его распоряжении есть еще 48 часов для эвакуации, видя, что
появилась кое-какая русская пехота, а наша мало расположена удерживать
позиции, забил тревогу и поспешно покинул город[311] . С этого момента
эвакуация превратилась в "спасайся, кто может".
Трудно представить себе царствовавший там беспорядок, а между тем не было
никакого действительного основания так спешить и тревожиться, ибо небольшой
пехотный отряд, забытый в городе, спустя полтора часа после этого
стремительного отхода смело прошел через город, пробираясь между
немногочисленными неприятельскими силами, вступившими в Вильно, и догнал
армию, причем русские не препятствовали движению этого отряда.
Императорский обоз, благополучно прибывший в Вильно вслед за артиллерией,
разделил потом общую участь. Так как де Салюсу при всей его энергии и
заботливости не удалось очистить проход, то пришлось все бросить. Удалось
спасти только лошадей и мулов с их кладью, да и то стоило большого труда
протащить их среди этой толчеи. Казенные деньги нагрузили на лошадей; не
была потеряна ни одна монета . Так как король и генералы поспешили вперед,
то никто не подумал собрать сотню молодцов, которой было бы достаточно,
чтобы спасти все, ибо она остановила бы немногочисленных казаков,
преследовавших нас, и у нас было бы время очистить гору от образовавшейся
там пробки. Мороз был очень жестокий. В этот день он заморозил и
сообразительность и мужество наших солдат, которые в других случаях не
останавливались перед такими трудностями. Гоpe тем, у кого не было
перчаток: они подвергались риску лишиться нескольких пальцев!
Император был глубоко потрясен всей обстановкой ухода из Вильно. Он не в
состоянии был поверить в это событие, которое с его точки зрения выходило
за пределы всякой вероятности и опрокидывало все его расчеты. Не меньше,
если не больше, он был потрясен два дня спустя, когда узнал, что
происходило в Ковно и как держала себя там гвардия. Он несколько раз с
искренней скорбью говорил мне об этом. Его скорбь усугублялась тем, что до
этих пор он любил вспоминать образцовое поведение гвардейского корпуса во
время отступления и сохранившиеся в гвардии дисциплину и выправку.
Наступил момент самых тяжких испытаний, момент, когда все иллюзии должны
были рухнуть разом. Князь Невшательский, удрученный этим событием, заболел
от огорчения и усталости. Неспособность короля, по словам императора,
поразила всех. Каждая депеша приносила сообщение о каком-нибудь новом
несчастье. Во всех письмах короля обвиняли в непредусмотрительности. Все
говорили, что при теперешних затруднениях нужен человек с характером,