Бюллетень  произвел такое  тягостное  впечатление, что,  как я  уже сказал,
никто  не  решался  задать  мне какой-нибудь  вопрос.  Единственный  слуга,
который  нас  сопровождал в  поездке,  отсыпался,  а кроме  того, ему  было
запрещено говорить о чем  бы то ни было. Император говорил о наших неудачах
в таких же откровенных  выражениях, как и бюллетень, но так как сообщений о
прибытии армии  в Вильно еще не  было, то, следовательно, он  как и все, не
знал  еще  о  самых  тяжких  наших  бедствиях.  У  императора  образовались
небольшие отеки  на ногах, глаза опухли,  и цвет лица был,  как у человека,
кожа которого  пострадала от мороза, но  в остальном вид у  него был вполне
здоровый. Он  был так  счастлив, что находится  снова в Париже,  что ему не
надо  было  притворяться,  чтобы   иметь  вид  довольного  и  нисколько  не
удрученного  человека. Весь  день и  даже часть  ночи он  работал, рассылая
всякие распоряжения, чтобы дать всем отраслям администрации то направление,
которое он  считал нужным.  Как мне показалось, он  был вполне удовлетворен
общественными  настроениями   после  опубликования  бюллетеня.  Его  приезд
успокоил много  страхов и смягчил наиболее  тревожные опасения, но, увы, не
мог   осушить   слез   тех   семей,   которые   оплакивали   свои   потери.

Император, словно  посторонний человек, говорил о  своих поражениях и о той
ошибке, которую он совершил, оставаясь в Москве.

-  Успех всего  дела зависел  от одной  недели, -  сказал он. -  Так всегда
бывает на свете. Момент, своевременность - это все.

Когда  он  принимал  Декре  и де  Сессака [304] ,  его  первые слова  были:

- Так вот, господа, фортуна меня ослепила. Я позволил себе увлечься, вместо
того чтобы  следовать намеченному мною плану, о  котором я вам говорил, г-н
де  Сессак. Я  был в  Москве. Я  думал подписать  там мир. Я  оставался там
слишком долго,  я думал  в один год  достигнуть того, что  должно было быть
выполнено в течение двух кампаний. Я сделал большую ошибку, но у меня будет
возможность исправить ее.

Облик  Парижа  с  самого  начала показался  ему  утешительным.  Возвращение
императора произвело  чудотворное действие. Император заметил  это и уже на
следующий день был спокоен  насчет последствий, к которым могли бы привести
его неудачи. События в Вильно не изменили его мнения.

- Ужасный  бюллетень произвел свое действие, - сказал он  мне, - но я вижу,
что радость,  доставляемая моим  присутствием, больше, чем  горе, вызванное
нашими поражениями.  Люди скорее  огорчены, чем обескуражены.  В Вене будут
знать  об этих  настроениях, и  не пройдет  трех месяцев,  как все  будет в
порядке.

Если  я  пропускаю  много  подробностей  при  передаче  моих  разговоров  с
императором во  время нашего долгого пребывания с глазу  на глаз, то я могу
по крайней мере ручаться  за точность всего, что я сообщаю, и в большинстве
случаев даже  за точную передачу  его слов. Моя совесть  не больше обманула
меня, чем  моя память.  Я издавна привык  откровенно высказывать императору
свое мнение,  не боясь задеть его,  и я должен отдать  ему справедливость и