сначала  убить несчастное животное,  - до  такой степени все  спешили снова
двинуться в  путь. Наиболее  счастливые из отставших  варили похлебку, если
можно назвать  так грязную мучную жижу а еще  чаще отруби, найденные в пыли
чердаков и  размешанные в воде.  Как счастливы были те,  у кого сохранилась
какая-нибудь посудина,  в которой  можно было варить!  В пути ее  держали в
руках и  хранили более бережно, чем деньги.  Несмотря на наши несчастья, мы
сохранили любовь к шутке и к смеху, и бедняков, путешествовавших с котелком
в  руке,   прозвали  лакомками;   даже  те,  кому   приходилось  поститься,
забавлялись  насчет   предусмотрительных  людей,  сохранивших  это  "орудие
питания". Когда люди подходили к костру, чтобы сварить себе похлебку то те,
у  кого  не было  посуды,  становились в  хвост  за вами,  надеясь, что  вы
одолжите им ваш котелок.  Если кто-нибудь находил картофель, ему завидовали
все.  Как-то раз в  Польше оказалось  много картофеля в  нескольких больших
деревнях, но  они находились  далеко и от  нас и друг  от друга,  а люди не
хотели слишком далеко отходить от дороги. И господин, и слуга, и полковник,
и солдат одинаково испытывали недостаток во всем.

Это бедствие  одинаково постигло людей  всех рангов, и так  как оно привело
все потребности  к одному знаменателю, то  самым несчастным был именно тот,
кто в  силу своего ранга не  мог подать дурного примера  и пойти на грабеж.
Честь и слава, тысячу раз честь и слава французским солдатам и благородному
французскому национальному характеру. Сколько несчастных, которые ежедневно
рисковали жизнью,  чтобы добыть  какую-нибудь плохонькую пищу,  и отнюдь не
надеялись найти  что-нибудь завтра, когда им  снова придется для этого идти
на  риск  перед полчищами  казаков  и  толпами крестьян,  сколько их,  этих
несчастных, отдавали  свою жалкую еду или  делили ее с попавшимся навстречу
ослабевшим  или  больным беднягой,  лежащим  на дороге  в ожидании  смерти!
Сколько  других останавливались,  рискуя  попасть в  плен или  расстаться с
жизнью, чтобы помочь шагать несчастному отставшему! Сколько офицеров, ни за
что  не хотевших  покинуть  колонну, хотя  их полки  растаяли, предпочитали
смерть  под знаменами  на  дороге, по  которой  шла армия,  поискам пищи  в
компании  с  отставшими  или  грабителями!  А  скольких  офицеров  кормили,
скольким помогали  эти самые отставшие! Солдат,  добывший себе какую-нибудь
еду, редко  проходил мимо офицера,  не предложив ему отведать  ее, если ему
казалось, что  офицеру нечего есть, хотя он его вовсе  не знал и офицер был
из  другого  корпуса.  Тысячу  раз я  был  свидетелем  этих добрых  деяний.

Я сам  шел пешком среди солдат в простой синей  драповой куртке с шитьем, в
треуголке, и мне часто  приходилось присаживаться на несколько минут, чтобы
отдохнуть.

Так вот, не проходило  дня, чтобы солдаты, ковыляющие с жареной кониной или
несколькими картофелинами в дырявой тряпке или с похлебкой в кастрюльке, не
предлагали  мне разделить  с  ними пищу  и помочь  мне  идти, думая,  что я
изнурен или  голоден. Как бы я хотел вновь  встретить хотя бы нескольких из
этих храбрецов!  Честь и  слава французам, подавляющее  большинство которых
сохранили  в душе  чувство  сострадания во  время величайшего  из бедствий!

Я  должен  рассказать  еще   о  последнем  дне  нашего  путешествия,  когда
сообщения, полученные  из армии,  естественно навели разговор на  тему о ее