деликатностями. Талейран тоже говорил со мной об этом и взял с меня слово,
что я первый поставлю этот вопрос.
Заметив, по-видимому, произведенное на меня тягостное впечатление,
император Наполеон прибавил:
- Это для того, чтобы проверить, действительно ли Александр является моим
другом, действительно ли он чувствует себя заинтересованным в счастье
Франции, ибо ведь я люблю Жозефину [37]. Я уже никогда больше не буду
счастлив. Но таким образом будет выяснено мнение государей об этом акте,
который был бы для меня жертвой. Моя семья, Талейран, Фуше [38], все
государственные деятели требуют этого от меня во имя Франции. В самом Деле,
на любого мальчика больше можно положиться, чем на моих братьев; их не
любят, и они не отличаются способностями. Вы укажете, быть может, на
Евгения[39]? Некоторые хотели бы этого, потому что он - вполне Сложившийся
человек, женат на баварской принцессе и имеет детей, но это не в ваших
интересах. Новые династии не основываются посредством усыновления. У меня
на него другие виды.
Император задал мне несколько вопросов о великих княжнах и спросил, что я о
них думаю.
- Только одна из них, - ответил я, - достигла брачного возраста, но надо
вспомнить, что произошло с вопросом о браке с принцем из шведского дома: на
перемену религии они не согласятся[40].
Император возразил, что он не думает о великих княжнах, не принял еще
решения и хочет лишь знать, будет ли одобрен его развод, не оскорбит ли
такой акт взгляды русских и, наконец, что думает об этом император
Александр. Он рассчитывал, - так мне казалось, - что эта идея может
понравиться петербургскому правительству, что она окажется, может быть,
увлекательной приманкой для России и что он намерен действовать в
соответствии с тем, как отнесется к этому Россия.
Император, который очень легко мог бы направить разговор со своим союзником
на эту тему, добивался и настаивал, чтобы император Александр первый
заговорил с ним об этом. Он бесспорно надеялся, что Александр облечет этот
предварительный шаг в достаточно красивые и любезные формы для того, чтобы
он мог впоследствии найти в нем хотя бы косвенный намек на его сестру. Не
могу умолчать, что мои замечания по поводу вопроса о религии и о Швеции
встретили плохой прием. Они явно не понравились императору, который
пожатием плеч и выражением лица дал мне понять, что между Тюильри и
Стокгольмом не может быть никакого сравнения.
Талейран говорил с императором Александром после меня. Нам нетрудно было
добиться от него общения поговорить с императором Наполеоном о той мере,
которая была в наших интересах, а вместе с тем, внося успокоение, в такой
же степени соответствовала интересам Европы, как и интересам Франции. Он
сделал это со всей той любезностью, которую ему внушала его приязнь к нам,
но, как он мне сказал, ограничился лишь общей формулировкой тех