вижу, в чем его вина.
     -  Он преступен,  -  глядя в  глаза наместнику,  ответил  Каиафа.  - Он
оспаривает власть Прокуратора, твою  власть,  Пилат, утвержденную Кесарем, а
значит, умаляет решение Кесаря.
     - Он просто шарлатан и бесноватый.
     - Нет, он врач, целитель, философ. Он ест с нищими и  убогими, он лечит
их, а свою философию излагает на их языке.
     - Оставь, Каиафа. Проповедник косноязычен, как они, ты хочешь сказать?
     - Пусть  так.  Но разве  ты или  я разделили  с ними хлеб, выпили вино,
помогли  в беде? Он их пророк,  и много, много  идущих  за ним. Даже римские
легионы не справятся с ними.
     -  А почему,  Каиафа,  римские легионыдолжны сражаться с нищими в твоей
стране?
     -  Я  знаю, чего  ты  хочешь, Пилат Понтийский!  Именем  народа  власть
первосвященника и царя отдать Риму. Нашими же руками убить нас.
     - Осторожнее, Каиафа, я этого не сказал.
     - Это видение витает над тобой. Оно в воздухе, которым ты дышишь, оно в
твоих взглядах,  которые пылают  ненавистью, в  каждом жесте, в каждом  шаге
твоем.
     Глаза Прокуратора налились кровью. Евреи приводили его в бешенство.
     Пилат Понтийский мог убить первосвященника и остаться ненаказанным, мог
убрать  правителей,  мог, как  разбойник,  ограбить  и  зарезать  любого  во
вверенной ему  провинции, но толпа,  стоявшая  за  воротами дворца  кричала:
"Распни его! Распни!" Иногда правителю выгоднее всего прислушаться  к "гласу
народа", да и не все ли равно - кого из иудеев убивать?
     - Ну что ж, Каиафа, я предаю Его тебе, а сам умываю руки.
     И взяли римляне Иисуса и повели на место, называемое Голгофою. Они вели
Его через весь город под палящим солнцем. И был Он до того избит и слаб, что
с трудом шел  по  выщербленным камням,  неся крест  Свой на  спине. Повелели
человеку, идущему с поля, Симону Кирениянину, взять крести нести за Иисусом,
так как  Тот  изнемогал.  Иисуса  вместе  с  двумя  разбойниками распяли  на
Голгофе.
     Немногие пошли за Учителем  на Голгофу. Только женщины и любимый ученик
Его  стояли поодаль и  плакали. А римские легионеры  делили между  собою Его
окровавленные одежды.
     Из разбойников же, распятых вместе с Ним, один злословил:
     - Если Ты Мессия - спаси нас и Себя, а если нет - Ты самозванец.
     Второй же сказал: "Побойся  Бога, Он ни  за что осужден, а мучается как
мы, знающие свои злодеяния".
     И просил Иисуса:
     - Если Ты Бог или Мессия, то в Царстве своем помяни меня.
     И были радостны эти слова для Иисуса.
     Страшная  духота висела над Иерусалимом; она усиливала муки казнимых. В
голове  мутилось, они теряли сознание. Чтобы облегчить муки, воины  намочили
губку  уксусом  и  поднесли  к  губам  Его. Испив  уксуса,  Иисус очнулся на
секунду, окинул взором затихшую землю и воскликнул:
     - Свершилось! Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!
     И виден был с креста весь прекрасный Иерусалим, на который Он посмотрел
в последний раз.
     Голова Его бессильно упала на грудь и ближние поняли - Учитель умер.