и те, что обидели -
вы мне всего дороже и ближе.
Ясно, что это только маневр, рассчитанный на потерю бдительности. Поверят,
а он подберется поближе - и плюнет с размаху в лицо, а то и похуже: возьмет
да и тюкнет в затылок кастетом...
2
Но еще прежде, чем в нашем сознании утвердится этот образ губительного
двуличия, мы ощутим другой отталкивающий импульс. В нас сработает как
безусловный рефлекс, инстинкт самосохранения чувств. И не проклятья, не
ругань, не эпатаж нас оттолкнут, Бог с ним, с эпатажем,- а тот материал, из
которого сделаны самые яркие, наиболее выразительные части стихов
Маяковского:
"Окровавленные туши", "душу окровавленную", "окровавленный песнями рот",
"окровавленный сердца лоскут", "багровой крови лилась и лилась струя"... "У
раненого солнца вытекал глаз", "жевал невкусных людей", "туч выпотрашивает
туши багровый закат-мясник", "сочными клочьями человечьего мяса", "на
сажень человечьего мяса нашинковано"...
Поэт не человек поступка, он человек слова. Слово и есть поступок поэта. И
не только слово-глагол, слово-действие, но любое слово, его фактура, его
полный внутренний смысл и весь объем связанных с ним ощущений. Те слова,
что звучат из уст Маяковского на самых высоких эмоциональных подъемах его
стиха, что бы ни пытался он ими выразить: гнев, жалобу, месть,
сострадание,- живут своей независимой жизнью и вызывают то, что и должны
вызывать: простое физиологическое отталкивание. Впрочем, очень скоро по
мере чтения пропадает и это чувство. Нагнетение анатомических ужасов не
усиливает, а ослабляет стих, вплоть до его полной нейтрализации. И не
только оттого, что притупилось восприятие, но еще и от отсутствия
однозначной нагрузки. Нравственный смысл, психологическая направленность
того или иного кровавого пассажа не есть его собственное внутреннее
свойство, а каждый раз произвольно задается автором. Отрицательные ужасы
"Войны и мира", положительные ужасы "Облака в штанах" и "Ста пятидесяти
миллионов", отрицательные, а также положительные ужасы внутри чуть не
каждого стиха и поэмы... Ужасы, ужасы...
Но и уста, такое говорящие, не могут остаться девственно чистыми. Здесь
работает закон обратного действия слова. Человек, многократно и с
удовольствием повторяющий: "кровь, окровавленный, мясо, трупы", да еще к
тому же время от времени призывающий ко всякого рода убийству,- неминуемо
сдвигает свою психику в сторону садистского сладострастия.
В раннем, романтическом Маяковском этот сдвиг очевиден.