путем декларации, неустанно изобличая всех окружающих в том, что они не
знают и не умеют того, что он умеет и знает. То была лишь одна, наиболее
легкая, негативная сторона доказательства ("А вы ноктюрн сыграть могли
бы?", "Язык трамвайский вы понимаете?"). Но когда "улица безъязыкая",
наконец, с его помощью обрела дар слова, то какой застрявший было крик
вырвался из ее измученного горла? "Идемте жрать!" Стоило ли стольких хлопот
и забот? Да и что иного, более интересного могла крикнуть эта обобщенная
улица, улица-символ, улица-категория? На флейте водосточных труб никто не
сыграл ноктюрна, но и Маяковский его не сыграл. Это было утверждение за
счет отрицания, спор, выигранный на бумаге, при отсутствии другой стороны,
в одинокой тиши кабинета, и уж после вынесенный - нет, не на улицу, а в
закрытый, тесный и переполненный, враждебно-дружеский зал-аудиторию.

Известно, что он часто сочинял на ходу, распевая строчки себе под нос, и
лишь после записывала книжку. Но это не меняет дела. За каждым стихом и за
каждой строкой стоит скрупулезный кабинетный труд тяжкая бумажная работа. И
даже не так: каждая строка его стиха есть выражение этой работы:

Гвоздями слов
прибит к бумаге я.
Я хочу сказать, что стих Маяковского выражает не столько мысли и чувства,
сколько все те ухищрения и приемы, с помощью которых эти мысли выражены
Трудом и потом пахнут его строки, потом автора и потом читателя: '

Я раньше думал -
книги делаются так:
пришел поэт;
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак -
пожалуйста!
А оказывается -
прежде чем начнет петься,
долго ходят размозолев от брожения
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
Это детское представление о поэтическом творчестве (сразу запел), то ли
вспомненное, то ли придуманное Маяковским, в конечном счете ближе к истине
чем более позднее взрослое открытие: долго ходят.

Что говорить, тяжел литературный труд Но работая, то есть взаимодействуя со
словом, доводя каждую строку до последнего, до необходимого и единственно
звучания, поэт как бы проявляет, проясняет образ, существовавший до и
помимо него, вне зависимости от его усилия. Отсюда и естественность, живая
самостоятельность готового, написанного стиха, отсюда и ощущение легкости
при чтении ("легко разжал уста").

Я, конечно, имею в виду не смысловую облегченность, но отсутствие тягостной
черновой работы с исходным, еще не поэтическим, материалом. Этой работы
стих не содержит, она остается за его пределами. И здесь нет маскировки,
или игры в прятки, или иного какого обмана. Путь к гармонии всегда