еврейчик был?
     Я не нашелся, что ответить.
     - В метро пошли, - сказал я, - А то на  улице  без  оружия  долго  не
проходим...
     - А в  метро  там  спокойнее?  -  спросила  она.  Видно,  после  всех
переживаний она просто не могла  замолчать.  -  Чего  тогда  с  Брестского
вокзала не ехал в метро?
     - Ночью там тоже... не рай, - неохотно пояснил я. - Но все же... хотя
бы с оружием не пускают... официально.
     Мы уже шли по скользким, сбитым и покореженным  ступеням  эскалатора.
Когда-то я терпеть не мог идти по эскалатору - когда он двигался сам...
     Перрон был  почти  пуст  -  только  вокруг  колонн  спали  оборванцы,
голодающие Ярославль и Владимир давно  уже  жили  в  столичном  метро.  Да
несколько человек подростков сидели посреди зала кружком, передавая из рук
в руки пузырек. Сладкий запах бензина  поднимался  над  ними,  один  вдруг
откинулся и, слегка стукнувшись затылком,  застыл,  уставившись  открытыми
глазами в грязный, заросший густой паутиной и рыжей копотью свод.
     Поезда с двух сторон  подошли  почти  одновременно  -  редкие  ночные
поезда. Один из них остановился, двери раскрылись, но  никто  не  вышел  -
вагоны были  пусты.  Другой  же,  как  раз  тот,  что  был  нам  нужен,  к
Театральной, прошел станцию, почти не замедляя ход. Впрочем, он и так полз
еле-еле - километров семь в час, и поэтому я успел хорошо  рассмотреть,  в
чем дело.
     В кабине рядом с машинистом стоял парень  в  мятой  шляпе  и  круглых
непроницаемо-черных,  как  у  слепого,  очках.  С  полнейшим  безразличием
направив очки  на  проплывающую  мимо  станцию,  сильно  уперев,  так  что
натянулась кожа, держал у скулы машиниста  пистолет.  Длинные  косы  парня
свисали вдоль его щек мертвыми серыми змеями.
     В первом вагоне танцевали. Музыка была не слышна, и беззвучный  танец
был так страшен, что Юля взвизгнула, как щенок,  и  отвернулась,  спрятала
лицо...  Среди  танцующих  была  девица,  голая  до  пояса,  но  в  старой
милицейской фуражке на голове. Были два совсем  молодых  существа,  крепко
обнявшиеся и целующиеся взасос, у обоих росли редкие  усы  и  бороды.  Был
парень, у которого гладко  выбритая  голова,  окрашенная  красным,  поверх
краски была оклеена редкими серебряными звездами. Он танцевал с  девушкой,
на которой и вовсе ничего не было, даже фуражки. На правой ее ягодице  был
удивительно умело  вытутаирован  портрет  генерала  Панаева,  на  левой  -
обнаженный мужской торс от груди до бедер, мужчина был  готов  к  любви...
Когда девушка двигалась, генерал Панаев совершал  непотребный  эротический
акт. Заметив, что поезд проезжает освещенную станцию, девушка  повернулась
так, чтобы вся живая картина была точно  против  окна,  и  начала  крутить
задницей энергичнее... И еще там, конечно,  танцевали  люди  в  цепях,  во
фраках, в пятнистой боевой форме отвоевавших в Трансильвании  десантников,
в старых костюмах бюрократов восьмидесятых годов, в балетных пачках,  даже
в древних джинсах... Посередине  танцевал  немолодой  человек  в  обычном,
довольно модном, но явно  фабричного  отечественного  производства  фраке.
Выражение  лица  его  было  -  сами  скука  и  уныние,  но  нетрудно  было
догадаться, почему его приняли в эту компанию: именно он и держал на плече
какой-то дорогой плэйер, беззвучно аккомпанирующий дьявольскому танцу.
     Следующие два вагона были темны, там, видимо, спали.  Только  кое-где