подпираемого  сзади  толстого  мужчину  в  коротком   плаще...   Я   успел
почувствовать, что ни на меня, ни на женщину люди почти не  наступали:  их
движение уже не было столь общим, ровным стремлением к подворотне, они уже
топтались на месте, разворачивались, и мы оказались в мертвой зоне, быстро
пустевшей зоне между убивавшими и убиваемыми...  Я  успел  запомнить,  что
правой рукой все еще намертво цепляюсь за рукав ее  пальто...  И  я  успел
заметить самое главное: двое с шашками не смотрят  вниз,  они  смотрят  на
толпу  прямо  перед  собой,  и  тот,  что  уже  зарезал  одного,  медленно
встряхивает,  встряхивает  клинок,  отбрасывая  с  него  слишком  медленно
стекающую кровь, и ищет, ищет в толпе следующего, а второй еще  не  совсем
готов и держит шашку - вверх острием, и стоит неустойчиво...
     Прямо с земли - я привык за эти годы лежать на земле, ползти,  бегать
на четвереньках, - прямо с земли, как взбесившаяся ящерица, прыгнул  я  на
этого нерешительного,  обеими  руками  вцепился  в  его  правое  запястье,
выкрутил... Оружие со звоном, разодрав на плече мою куртку,  вывалилось  и
отлетело в сторону. А я уже что было сил ударил  изумленного  мальчишку  -
смуглого, едва заросшего бородой - коленом в пах и бросил его,  обмякшего,
на медленно поворачивающееся ко мне лезвие.
     Женщина еще стояла на четвереньках, она еще только пыталась встать на
ноги, толпа еще только качнулась, чтобы смять и  затоптать  тех  двоих,  и
убийца  еще  только  пытался  сбросить  своего  неудачливого  товарища   с
бесполезного клинка, и сзади, из  глубины  двора,  прогремела  еще  только
первая очередь в спины рвущихся к выходу людей. Это была очень замедленная
жизнь, словно жизнь состояла не из холодного  ноябрьского  воздуха,  а  из
воды. И, как бывает под водой, сильно, неестественно плавно изогнувшись, я
тянулся, тянулся и дотянулся, схватил ее за шиворот,  за  крепкий  кожаный
ворот ее очень удобного сейчас пальто и потянул, рванул - и мы выплыли  на
улицу и длинными, все еще подводными  прыжками  начал  уходить  вглубь,  в
переулок, к Палашевскому рынку...
     - Кушать хочется, прямо невозможно, - сказала  она.  Второй  день  не
кушала, еще с поезда...


     Мы сидели на полусгнившем прилавке пустого рынка, и тени диких  собак
носились кругами все ближе и ближе. Больше всего  я  был  огорчен  потерей
автомата: безоружный имел не много шансов дожить  до  утра  на  московских
улицах.
     - Погоди, узнаю время, - сказал я, - может, еще и поедим.
     Из внутреннего кармана я достал  транзистор.  Удивительно  -  он  был
совершенно цел. Часов у меня не было уже давно, радио, как и  для  многих,
определяло всю мою жизнь. Часы были изъяты Комиссией  еще  прошлым  летом,
слишком часто их использовали во взрывных устройствах... Я нажал кнопку.
     "...выражает  соболезнование  родным   и   близким   погибших,   всем
пострадавшим при аварии на Красноярской ГЭС. По предварительным данным, во
время разрушения плотины погибло около двадцати трех тысяч человек,  около
восьми тысяч ранено, сотни тысяч остались без крова и продуктов питания  в
связи  с  затоплением  Красноярской  и  значительной   части   прилегающих
областей. Общий ущерб  составляет,  по  предварительным  подсчетам,  около
восьмидесяти  миллиардов  талонов.  Ведется  расследование.  В   ближайших
выпусках  новостей  мы  передадим  очередные  сообщения  правительственной