- Эвхаристе, эвхаристе! - говорил гребец, уплетая мои лепешки.
   Другие гребцы горящими и жадными глазами смотрели на меня. Я принялся
было развязывать мешок, но Софэр строго сказал мне:
   - В дороге больше всего береги хлеб, сандалии и посох.
   Я проскользнул вперед, на нос корабля, и оттуда стал  наблюдать,  как
один  корабельщик  ловко  взобрался  по  мачте  наверх,   прошел   вдоль
поперечного бруса  и  быстро  распустил  веревки,  которые  поддерживали
свернутый наверху парус.
   Клетчатое полотно паруса упало, надулось, и ветер погнал корабль.
   Качка уменьшилась, не стучали и  не  скрипели  весла,  только  слышно
было, как ветер гудит в снастях и всплески  воды  разбиваются  о  крутые
бока корабля.
 
2. МЕШОК БЕЗ ХОЗЯИНА 
 
   Я  растянулся  на  передней  палубе  на  носу  корабля  и  смотрел  в
прозрачную зеленоватую глубину моря, где иногда  мелькали  голубые  тени
больших рыб.
   Невдалеке лежало несколько путников; опустив головы на свои шерстяные
мешки, затканные разноцветными  узорами,  они  спали,  утомленные  целой
ночью ожидания. Около них громоздились кожаные тюки и затянутые материей
корзины, в которых обычно перевозят финики, смоквы и другие плоды.
   Поблизости лежал путник, покрытый абаем , из-под  которого  виднелись
две загорелые ноги; на одной, пониже колена, выделялся белый косой шрам.
Я свернулся, прищурив глаза от яркого солнца; мне видно было  горбоносое
лицо незнакомца.
   Вдруг один его глаз приоткрылся, посмотрел в мою сторону  и  закрылся
опять. Незнакомец не спал, а только притворялся спящим. Я повернулся  на
другой бок и стал глядеть на берег нашей Сидонской страны.
   В туманной дали, точно гребень громадного дракона, тянулся  Ливанский
хребет, и высоко в небо уходили его голые розоватые каменные вершины.
   Поросшие лесом отроги гор  подползали  к  самому  морю.  Кое-где  над
садами подымались  одинокие  пальмы,  и  ветер  раскачивал  их  перистые
верхушки.
   Я перевел взгляд опять на палубу корабля.  Меня  поразило,  что  один
большой кожаный мешок как-то зашевелился. Посредине  образовалась  дыра,
которая все увеличивалась, и наконец сквозь нее просунулась тонкая рука.
   Эта рука мне показалась знакомой - на ней были рыжие  веснушки.  Рука
протянулась к соседней корзине, осторожно  отодрала  и  приподняла  край
пришитого покрывала и стала оттуда перетаскивать к себе в  мешок  спелые
смоквы. Потом эта рука остановилась и стала делать мне какие-то знаки.
   Как же мне было не узнать этой руки? В ней обычно находилась  редька,
а то и две. Но как Гамалиель попал на корабль, да еще в кожаный мешок?
   Потом вдруг рука исчезла,  и  мешок  сделался  опять  неподвижным.  Я
услышал, как за моей спиной путник зашевелился и заговорил с соседом.
   Я встал, прошел по кораблю мимо  отдыхавших  гребцов  и  поднялся  на
площадку, где должен был стоять кормчий. Он полулежал на коврике,  а  на
его месте стоял один из корабельщиков и отдавал приказания рулевым.
   Опустившись  на  колени  на  краю  коврика,  я  ждал,  чтобы  кормчий
заговорил со мной. Его спокойные глаза смотрели вдаль.  В  ухе  блестела