Фаркухар,  например,  "почувствовал  волны  на  своем  лице  и  услышал
отдельные  звуки  их  ударов"  (Бирс  1956: 93). Но эти звуки лишь повторяют
извне периодическую пульсацию боли, ощущаемую им первоначально изнутри.
     Это превращение внутреннего  во  внешнее,  а  внешнего  во  внутреннее,
превращение  по  существу  и  являющееся  обменом  между человеком и местом,
завершается погружением Фаркухара в водоворот,  в  котором  он  претерпевает
последнюю  динамическую  метаморфозу, как бы вообще лишающую его автономного
тела:
     "Вдруг он почувствовал, как его завертело вокруг и вокруг,  и  он  стал
вращаться  как  волчок.  Вода, берега, леса, теперь уже далекий мост, форт и
люди -- все смешалось  и  смазалось.  Предметы  были  представлены  лишь  их
цветами;  круговые  горизонтальные полосы цвета -- вот все, что он видел. Он
попал в водоворот и несся вперед и вращался с такой скоростью, что испытывал
головокружение и тошноту" (Бирс 1956: 96).
     Телесная  метаморфоза,  развоплощение  персонажа  и  его  отделение  от
первоначального места и первоначального времени происходит в этом пароксизме
вращения,   которое  напоминает  машину.  Здесь  буквально  возникает  иное,
нематериальное тело, которое может двигаться по некой  иной  временной  оси.
Это  возникновение, рождение нового тела перекликается с впечатлением
Леонардо, зарегистрированным в его записях. Леонардо утверждал, что  однажды
видел  над  водой столб взвихренного ветра, образовавший на поверхности воды
водоворот, а в воздухе симулякр человека (Леонардо  1954:  765).  Любопытно,
конечно,  что  сам  момент  этого  магического  развоплощения,  этой  высшей
"деформации" описывается через оппозицию  движущегося  глаза  и  неподвижных
объектов вокруг, которые постепенно теряют материальность, как бы растекаясь
вокруг  вращающегося  тела цветовыми полосами -- поверхностями. При этом то,
что первоначально задается как движение, -- мелькание  неподвижных  объектов
на  берегу--  постепенно перерастает в неподвижность -- мираж горизонтальной
круговой ленты. Время  парадоксальным  образом  останавливается  как  раз  в
центре бешено вращающегося водоворота.
     Фаркухар  не просто погибает, трансформируется, он и возрождается. Вода
выбрана для этого  не  случайно.  Она  --  мифологическая  стихия  смерти  и
рождения.  А как показали психоаналитические исследования, погружение в воду
может  пониматься  как  возвращение  в  материнское  лоно  --  то  есть  как
исчезновение, смерть и рождение одновременно.
     Шандор  Ференци  совершенно однозначно связывает мотив спасения из воды
или плавания в воде с  репрезентацией  рождения  или  совокупления  (Ференци
1938:  48). С темой рождения, конечно, связана и распространенная ассоциация
женского тела с водой (Теве-
     14
     ляйт  1987).  В  рассказе  Бирса,  разумеется,  не  трудно   обнаружить
традиционную  для психоанализа связь между смертью, оргазмом и возрождением.
Меня же в данном случае, однако, интересует не эта устойчивая  символическая
связь,    а   нечто   противоположное.   Превращение   места,   динамическая
трансформация  самого  процесса  собирания,  производимая  бирсовской
"машиной казни", позволяет остановить время, вводит тело в такие отношения с
пространством, которые можно описать как выпадение из "места", растворение в
потоке  и  удвоение  --  тело  как  бы  отделяется от самого себя и начинает
существовать в ином пространстве-времени.
     Время, конечно, играет в рассказе Бирса принципиальную роль. Его  мотив