и впрямь была скуповата, упреки в прижимистости выводили ее из себя.
- Да привезу я тебе твои пятьдесят рублей, через полчаса привезу! - Алка
брякнула трубку.
Как говорится, что и требовалось доказать.
Теперь нужно было позвонить Сомову. Если я этого не сделаю, Алка меня
заложит, и тогда я, по ее же выражению, войду в противоречие с законом. А
выйти из него будет сложнее, чем войти.
Я вздохнула и опять стала накручивать диск телефона. Отозвался мне, как и
накануне, бравый басок. Я спросила майора Сомова и приготовилась услышать,
что он будет завтра или, на худой конец, через час. Но вместо этого бравый
басок сказал: ?Минуточку?. А за сим последовало ?Слушаю? в исполнении
глуховатого баритона.
- Это Сомов? - уточнила я на всякий случай.
- Да, это Сомов, - нетерпеливо отозвался баритон. - Я вас слушаю.
- Вам звонит Генералова. - Честно говоря, эти три слова дались мне
нелегко.
- Ну наконец-то. Что с вами случилось? Откуда вы звоните? Вы что-нибудь
знаете о Парамонове? - обрушил он на меня шквал вопросов.
- Только то, что он жив. - Мне было жарко, и я расстегнула верхнюю
пуговицу пальто.
- Ну.., хорошо... - Сомов тянул слова, - говорите, где вы, я за вами
приеду.
- На Курском вокзале, возле камер хранения, - сообщила я.
- Никуда не уходите, я скоро, - пообещал Сомов и повесил трубку.
Не могу сказать, чтобы после моего разговора с Сомовым у меня гора с плеч
свалилась - не такая я наивная, но, с другой стороны, что мне еще
оставалось? Вот именно: ни-че-го. Кое-как утешившись этим многомудрым
заключением, я отправилась к условленному месту возле камер хранения. Народу
там поменьше, а кроме того, оттуда удобно наблюдать за происходящим на
вокзале, оставаясь в стороне. А при желании можно спрятаться за
перегородкой, отделяющей камеры хранения от зала ожидания. Что, собственно,
я и сделала.
Мне по-прежнему хотелось есть. Вокзальный хот-дог хоть и спас меня от
голодного обморока, долгожданного ощущения сытости не принес. Поэтому,
созерцая вокзальную суету, я особенно болезненно реагировала на жующих
индивидуумов и поспешно отводила взгляд. Исключительно для того, чтобы не
давиться слюной, я сосредоточилась на влюбленной парочке, умильно воркующей
у эскалатора.
Парочка была как парочка, если не считать того, что барышня возвышалась
над кавалером на целую голову, а потому, когда ему вздумалось ее облобызать,
он встал на цыпочки и смешно повис у нее на шее. Кажется, эта уморительная
сцена никого не оставила равнодушным. А в первую очередь тех, кто спускался
на эскалаторе. Граждане откровенно хихикали, оглядывались, а некоторые даже
крутили пальцем у виска.
Поэтому отрешенное лицо высокого человека в суконном бушлате явно с
чужого плеча бросилось мне в глаза. Было в этом бледном лице, в этих худых
руках, торчащих из коротких рукавов бушлата, в этих печальных глазах за
стеклами очков что-то потерянно-сиротское. Дыхание мое перехватило, я
инстинктивно взялась за горло и на короткое мгновение выпустила из виду
этого странного человека. Потом его заслонила от меня чья-то спина, и я