подлинной красе. Я потеряла дар речи, как только оценила масштабы волшебного
Ингиного перевоплощения. Подумать только, а ведь я собиралась опекать ее,
бедную, чуть ли не до гробовой доски, получая от этого глубокое моральное
удовлетворение. И нате вам - за одни только летние каникулы мой привычный
обжитой мир перевернулся с ног на голову. Преображенная Инга больше не
нуждалась в защите и покровительстве и при желании сама могла взять над
кем-нибудь шефство. Например, надо мной, все еще пребывающей в гадких
утятах.
Осознав, что мы поменялись ролями, я пришла в жуткое замешательство, а
новая Инга неожиданно открылась мне с новой же стороны, продемонстрировав
беспрецедентное великодушие. Она вела себя безупречно, словно ничего такого
особенного с ней не произошло, и наши отношения остались прежними. Так,
вероятно, гусеница превращается в прекрасную бабочку-махаон, не делая из
этого превращения события. Ну подумаешь, превратилась и превратилась, ведь
так и должно было случиться, разве нет?
И если бы Ингина красота заключалась только в правильных чертах лица и
длинных ножках... Так нет же, в ней было нечто большее, и это нечто даже я
своим недоразвитым подростковым умишком осознала. В ней буквально во всем
угадывалась порода, вплоть до пресловутых кончиков ногтей в форме цветочных
лепестков. И откуда только все взялось, буквально из ничего, завистливо
вздыхали записные школьные красавицы, которых Инга оставила далеко позади, -
господи, да они ей даже в затылок не дышали! - и упорно набивались ей в
подружки. Сначала я боялась, что всеобщее внимание вскружит Инге голову и
она забудет про меня, но потом успокоилась.
Скоро мы закончили школу: я - с одной четверкой по математике, а Инга - с
одной четверкой по пению. С той разницей, что остальные у меня были пятерки,
а у Инги - тройки. Учеба ей не то чтобы не давалась, скорее не доставляла
удовольствия, как мне, а напрягаться ради галочки она не хотела. Однако же,
когда я рванула в Москву поступать в университет, Инга последовала моему
примеру. Я-то поступила, а Инга срезалась на первом же экзамене, но унывать
не стала, быстро устроилась на курсы секретарей-референтов, быстро нашла
работу в какой-то фирмочке и "омосквичилась" не в пример быстрее меня. Я-то
все торчала по библиотекам, исправно посещала коллоквиумы и писала заумные
курсовые, а она жила полной жизнью со всеми прилагающимися к ней
причиндалами вроде дискотек, свиданий при луне и увлекательных путешествий
по магазинам.
Что самое удивительное, замуж я все-таки вышла раньше Инги, хотя, по
логике вещей, должна была засидеться в старых девах. Собственно, только из
опасения в них засидеться я и приняла Генкино предложение. Инга не
торопилась, поскольку, имея множество вариантов, затруднялась с выбором, а у
меня, кроме Генки, никого не было, потому и глаза не разбегались,
сосредоточились на его веснушчатой физиономии и съехались к переносице. Да
так, что потом разъехаться не могли. И хоть бы он представлял собой
что-нибудь выдающееся, а то ведь совершенно посредственный экземпляр, к
тридцати годам обзаведшийся обширной лысиной, вялым брюшком и
прогрессирующей близорукостью. И тем не менее он меня бросил. Ясное дело, я
бы хотела, чтобы все было наоборот, и, вздумай он вернуться, наверное,
приняла бы его обратно. Зачем? Именно для того, чтобы переиграть это кино
заново и выставить Генку за дверь с тихим торжеством отмщенной добродетели.
Да что это я все о себе да о себе, поговорим-ка лучше об Инге. Так вот,